Камень погибели

– Я слышал, что здесь подают деликатес – мясо летучей мыши, – объявил Ганцзалин. – Надо попробовать.

Нестор Васильевич только головой покачал: трудно поверить, что Ганцзалин – хуэй. Он когда-нибудь слышал слово хара́м[29], или хотя бы – халяль[30]? Или он полагает, что поедание мышей, пусть даже и летучих, дело богоугодное и рекомендованное шариатом? Где у пророка Мухаммеда сказано, что правоверный должен есть грызунов?

– Вера не в желудке, а в сердце, – нахально отвечал Ганцзалин. – Главное – не допускать харам в разум и душу, а из живота я его как-нибудь извергну.

Однако, когда Загорский увидел мертвые черные тушки летучих мышей, выложенных на импровизированном прилавке, он протестующе поднял руки.

– Прошу тебя, Ганцзалин, нет, не прошу, а приказываю – закажи себе любую тварь, только не это, – сказал он. – Иначе ты мне отравишь все пребывание в Китае, они мне будут сниться, эти твои летучие мыши.

– Я хотел эксперимента, – сказал помощник несколько обиженно. – Но если господин безразличен к судьбам науки, можно не есть летучих мышей, обойдемся обычными. На худой конец имеется лапша с мидиями.

Загорский с явным облегчением принял это компромиссное предложение.

– Попомни мои слова, – сказал он Ганцзалину, когда они наконец уселись есть лапшу с морепродуктами, – попомни мои слова, друг Ганцзалин: младенческая привычка человечества тянуть в рот все, что видит, рано или поздно встанет ему боком.

Пообедав, они отправились на пристань за джонкой. Выбрали не самую большую, но достаточно новую и устойчивую. Они рассматривали ее довольно долго, а, когда пришло время познакомиться с каютой, Загорский завел разговор с хозяином. Однако в ответ на его предложение тот лишь покачал головой и указал пальцем им за спину.

– Вон тот почтенный преждерождённый уже заплатил за нее деньги.

Они обернулись и увидели ухмыляющуюся физиономию Цзяньяна-гоче, который стоял, оперевшись на свой верный посох.

– Явился – не запылился, – сварливо заметил Ганцзалин по-русски.

– Приветствую, брат Цзяньян, – вежливо сказал Нестор Васильевич. – Давненько мы вас не видели.

Тибетец отвечал, что у него были важные дела, поэтому он просто вынужден был удалиться так внезапно и быстро. Но теперь, слава Победоносному, все дела закончены, и он может снова присоединиться к своим достойным спутникам. Лодку он уже оплатил, и завтра с утра они двинутся в путь. Нестор Васильевич заметил, что лодка – это, конечно, хорошо, но как быть с бурлаками? Вероятно, нужно нанять и бурлаков?

– Хозяин джонки, господин Ли, сказал мне, что прямо сейчас бурлаки не понадобятся, – отвечал Цзяньян-гоче. – В ближайшие пару дней ветер будет попутный и достаточно сильный, чтобы преодолеть течение. Он поставит бамбуковый парус, будет помогать ветру веслом, и мы пойдем налегке. А вот когда ветер стихнет или переменится, мы двинемся уже с бурлаками.

Обычный европеец усомнился бы, что такую большую лодку можно вести против течения на веслах, однако Загорский знал, что китайцы – настоящие мастера в гребле. При этом гребля их отличается от привычной нам. Одно длинное весло располагается на корме джонки, гребец шевелит им, и лодка развивает недурной ход. Конечно, чтобы преодолеть течение, этого может не хватить, но вместе с парусами у них появляется возможность продвигаться вперед достаточно быстро. Главное, чтобы ветер не сменился с попутного на встречный. Но раз кормщик их говорит, что ветер еще пару дней продержится, значит, так оно и будет. В подобных вопросах Загорский склонен был доверяться мастерам своего дела, как бы фантастично ни звучали их заявления.

Все втроем они взошли на джонку и осмотрели каюту изнутри. На дощатой палубе были расстелены сравнительно чистые кошмы, и места здесь хватало, чтобы с комфортом разместиться сразу троим.

– Хозяин Ли будет спать на палубе, – упредил вопрос Загорского брат Цзяньян, – ханьцы любят свежий воздух.

Ганцзалин посмотрел на него недобрым взглядом, однако, поскольку тибетец ничего не сказал про хуэй, не стал комментировать это весьма сомнительное заявление. Тем более, что это был обычный порядок вещей – кормчий, да и любая другая обслуга, действительно жили отдельно от нанимателей.

Здесь, в центре Китая, весна уже чувствовалась совершенно явственно. Погода к вечеру разгулялась, и путники решили выпить чаю прямо на палубе. Тут надо сказать, что иностранная физиономия Загорского вызвала необычайный интерес других лодочников, да и вообще праздной публики – даже больший, чем карлик-тибетец. Что, в конце концов, за диво такое – карлик? А настоящего заморского черта, да еще так запросто пьющего чай, увидишь не каждый день.