Камень погибели

Мимо них медленно проходили лодки и плоты, с которых приветственно махали руками кормчему Ли, гордому тем, что он уловил таких выгодных клиентов. С левого борта подплыла к ним «цветочная лодка», или, попросту, плавучий бордель, Увидев иностранца, оттуда высунулась преотвратного вида старуха. О таких в книгах обычно пишут – «со следами былой красоты на лице». Но, разумеется, никаких следов там не было, как никогда не было и никакой красоты. Вместо нее имелась только жадная и при этом льстивая физиономия старой лисы. Старуха закланялась и стала спрашивать, откуда и по какому делу приехали к ним в Ханькоу драгоценные господа?

Загорскому соседство с борделем не очень понравилось, но он все-таки посчитал нужным ответить, хоть и кратко, что приехали господа из России по торговому делу. Откровенно говоря, он не думал, что неграмотная старуха поймет, о каком именно государстве идет речь, но та проявила неожиданную эрудицию и сказала, что были у нее клиенты из России. По ее словам, русские очень любят выпить, после чего непременно начинают петь песни. Сказав так, старая ведьма скорчила жалостную физиономию и запела. Слов было не разобрать, но мелодия слышна была очень хорошо: старуха старательно выводила «Степь да степь кругом».

– Да, – сказал Ганцзалин философски, – куда ни сунься, родина везде достанет.

Заметив, впрочем, что пение ее не особенно нравится иностранцу, старуха петь прекратила, зато хлопнула в ладоши, и на нос ее лодки выбежали две девочки. Это были сущие дети: одной было лет двенадцать, другой – не больше десяти. У обеих, разумеется, ноги были бинтованы, так что по палубе они не шли, а ковыляли. Но это было бы еще полбеды. Хуже было то, что девочек размалевали и разодели под взрослых. Встав рядом, они запели песни – сначала что-то патриотическое, а затем и вполне похабное, как и положено лодочным певичкам вне зависимости от возраста.

Загорский велел Ганцзалину дать содержательнице притона несколько чохов с тем, чтобы концерт был прекращен, а цветочная лодка ехала бы своим путем. Ганцзалин так и сделал, однако, перебрасывая старухе связку монет, перекинулся с ней парой слов.

– О чем вы там говорили? – нахмурил брови Загорский.

– Я спрашивал, нет ли у нее певичек повзрослее, хотя бы лет шестнадцати.

Нестор Васильевич поморщился: что ему нужно от публичных девок?

– То же, что и всем, – отвечал Ганцзалин. – Я мужчина, а у мужчин есть свои надобности.

Нестор Васильевич хотел было что-то сказать, но покосился на брата Цзяньяна и промолчал…

– Как гласит пословица, насильно буддой не сделаешь, – сказал тибетец и скрипуче засмеялся.

* * *

Ночь на реку спустилась быстро, еще пять минут назад были сумерки, ан глядь – уже проступили в вышине звезды.

– Ну, – сказал Ганцзалин, притворно зевая, – пойду спать.

И исчез в каюте. Брат Цзяньян поглядел ему вслед, как показалось Загорскому, с какой-то глухой тоской.

– Пошел спать, да не сказал куда именно, – проговорил он. – А и не надо, и так ясно – в цветочную лодку пошел, надобности удовлетворять. Завтра будет время отоспаться.

– Отоспится еще сегодня, – отвечал Загорский, – я велел ему быть на лодке не позднее одиннадцати.

Карлик пробурчал в ответ что-то неразборчивое. Вечер был прекрасен, но немного холодноват, и около десяти Нестор Васильевич отправился в самодельную каюту – спать. Спустя несколько часов его разбудило чье-то кряхтение.

Он открыл глаза. Сквозь опущенные шторы в каюту проникало холодное лунное сияние. В сиянии этом Загорский отчетливо разглядел маленькую фигурку Цзяньяна-гоче, который ежился, сидя на своей кошме.

– Любезный брат Цзяньян, вы почему не спите? – спросил детектив. – Который час?

– Полпервого ночи, – карлик пристально смотрел на собеседника, но луна светила ему в спину, и рассмотреть выражение его лица было невозможно.

Загорский огляделся и увидел, что в каюте их только двое.

– А где Ганцзалин?

– В том-то все и дело, – загадочно отвечал тибетец, – в том-то все и дело…

Разбуженный хозяин джонки господин Ли не сразу понял, чего от него хочет Загорский, а когда наконец понял, заулыбался. Говорят, у хозяйки Бо хорошие девочки, сказал он. Однако Загорского меньше всего интересовали сейчас девочки, его интересовала сама хозяйка.

– Вы, иностранцы, такие затейники, – захихикал господин Ли, – уж и не знаю, что вы собираетесь делать с такой уродливой старухой…

– Где найти ее лодку? – перебил его Загорский.

– Обычно она швартуется немного ниже по реке, – отвечал кормчий, поняв, что сейчас иностранцу не до шуток, – если пойдете вниз по берегу, то скоро ее обнаружите. Но будьте осторожны, ходят слухи, что старая ведьма якшается с бандой лисов.

– Что за лисы? – заинтересовался брат Цзяньян.

– Лисы-оборотни, ху́ли-цзи́н[31], – с охотой отвечал Ли. – В город они не особенно суются, тут полно дао́сов-заклинателей, а вот по округе безобразят. То почтенного купца ограбят, то девицу испортят, а то просто соберутся все вместе и пьянствуют под луной.

– Везет нам на дикую фауну, – хмыкнул Загорский, – то волки нас в плен возьмут, то лис на пути повстречаем.