Камень погибели

Брат Тобгял, похоже, колебался – он, кажется, не был уверен, что стоит ссориться с могущественной Даримой из-за трех незнакомцев. Это почувствовал и Пхубу Цитан, и приободрился. Он начал гарцевать на своем коне, призывая брата Тобгяла поскорее отдать ему беглецов.

И тут Загорский поднял руку и указал прямо на отрезанную голову Ринпуна Джигме, которая по-прежнему лежала на земле. На лицо брата Тобгяла упала тень.

– Откуда здесь этот человек? – сказал он, ни к кому не обращаясь.

– Он помог нам бежать, а эти люди убили его и привезли его голову, чтобы запугать нас и заставить ехать с ними, – отвечал Загорский.

Монах заиграл желваками, взгляд его устремился прямо на Пхубу Цитана. Тот, чувствуя, что проигрывает, пошел ва-банк.

– Вы не можете отнять то, что принадлежит божественной Дариме, – сказал он, поднимая ружье.

Не успел, однако, он закончить, как в руках у монахов-охранников оказались винтовки, глядевшие теперь прямо на преследователей.

– Ваша хозяйка – демоница, – угрожающе произнес брат Тобгял, – но здесь ее власть кончается. Здесь – земля монастыря школы Гелу́г[44], и здесь мы решаем, кому остаться взаперти, а кому – выйти на свободу.

Секунду они с мужем Даримы обменивались гневными взглядами, но Пхубу Цитан не выдержал первым. Изрыгнув проклятие, он развернул лошадь и помчался прочь. За ним устремились остальные воины.

Проводив их взглядом, брат Тобгял повернулся к Нестору Васильевичу.

– Приветствую вас, незнакомцы, и прошу быть гостями нашего монастыря, – сказал он торжественно.

Нестор Васильевич бросил быстрый взгляд на карлика, тот еле заметно прикрыл веки: опасности нет. Загорский улыбнулся монаху и сказал, что благодарит его за высокую честь и с огромным удовольствием отправится вместе с ним в монастырь.

Глава двенадцатая. Власть демона Мары

Монастырь стоял, прилепившись задней частью к горе, рядом прыгал по скале небольшим водопадом ледяной ручей. Развевались на ветру молитвенные хоругви, золоченые крыши храмов сверкали под ярким солнцем.

Каменные плиты на окружной дороге внутреннего двора были истерты ногами паломников, по обе стороны дороги землю покрывал крупный белый гравий. Сокрушительный запах благовоний вытекал из зданий на улицу и прочно оседал во дворе – справиться с ним не мог никакой ветер.

Гостей провели через внутренний двор, где, одетые в белые одежды, во множестве суетились чéла – юные послушники в возрасте от семи до семнадцати лет. Одни играли, как обычные дети, другие медитировали, сидя на небольших ковриках, третьи ходили на высоких ходулях, заглядывая в недоступные с земли окна монастыря. Впрочем, попытки их были безуспешны: окна были закрыты промасленной бумагой. Свет она пропускала неплохо, но толком рассмотреть сквозь них происходящее внутри было никак нельзя.

Помимо монахов и чела по территории монастыря небольшими кучками передвигались паломники. Они обходили монастырь, вращая молитвенные мельницы и повторяя мантру бодхисаттвы Авалокитешвары: «Ом ма́ни па́дме хум!» Одни несли сюда последние деньги, надеясь получить монашеское благословение, другие вели животных, спасенных от скотобойни, надеясь, что это тоже зачтется им за благодеяние и заслугу в будущей жизни. Мулы и яки мычали перед воротами монастыря, внося дополнительную сумятицу в общую неразбериху. Монахи в красно-коричневых хламидах без рукавов занимались обыденными делами монастыря. У пары монахов поверх красных халатов надеты были золотистые безрукавки, что указывало на их высокий сан и, возможно, на то, что они служат самому Далай-ламе и имеют отношение к административным делам государства.

Ганцзалина удивило, что почти все монахи ходят в заплатанной одежде – неужели у монастыря нет денег справить им приличные рясы? Цзяньян-гоче объяснил, что дело тут не в бедности монастыря: если понадобится, он может и последнего челу одеть в золотые одежды. Просто так же, в заплатанной одежде, ходил когда-то по свету сам Будда Гаутама, а монахи лишь подражают великому наставнику.

Каждому из гостей отвели по небольшой келье, после чего появился управляющий и сказал, что настоятель примет их через час, когда закончит все срочные дела. Загорский и Ганцзалин спустились во двор и были тут же окружены маленькими послушниками. Из короткого разговора, который переводил Ганцзалин, стало ясно, что сегодня как раз день больших развлечений – монахи запускают воздушных змеев.

Загорский удивился – он полагал, что змеев запускают только осенью, в так называемую купальную неделю. Но ему отвечали, что это в Лхасе, во дворце Потала, в остальных же местах кое-что обстоит иначе. Кроме того, змеев тут запускают не для развлечения, а с мистической целью. В чем, однако, состоит эта мистическая цель, им объяснять не стали.