Камень погибели

– Мы не боимся смерти, после нее нас ждет не ад или рай, но лишь новое воплощение бессмертной души в смертном облике. Всякое новое рождение мы трактуем как возможность понять что-то новое, развиться, усовершенствоваться и сделать еще шаг на пути к абсолютному пониманию и полному освобождению. На этом пути хороши все средства – от молитвы до применения тайных знаний. Алмазная колесница, известная вам как ваджря́на или тантра, способна перенести человека на тот берег и изъять его из колеса перерождений за одну жизнь. В тантре часто практикует вещи, которые профану могут показаться ужасными и даже чудовищными. Что такое созерцание гниющих трупов или половая связь с родственниками? С точки зрения профана это дьявольский искус, это извращение. Но если человек может пройти через этот искус незапятнанным, он станет Буддой.

– А если не сможет? – полюбопытствовал Загорский.

Настоятель тонко улыбнулся.

– Если не сможет, он обрушится на самый низ, переродится в мире животных и начнет новый свой путь с положения таракана или еще более простого существа. Он может также переродиться в адском мире или мире демонов и страдать тысячи и даже миллионы лет. Вот именно поэтому тантрая́на – путь для избранных, потому что иные не могут одолеть этот путь. Подавляющее же большинство шествует к пробуждению путем необозримо длинным. Но и те, и эти могут покинуть колесо страданий и стать буддами. К этому мы и стремимся, разве это не благородное дело?

– Каковы же в Тибете правила для тех, кто исповедует вашу веру?

– Для разных категорий людей они разные. Но самые простые из них звучат примерно так. Необходима правильная мысль – то есть мысль, свободная от заблуждений. Должно быть правильное устремление – то есть исполненное возвышенных помыслов и честных намерений. Рука об руку с ним идет правильное слово – то есть слово, выражающее доброту, уважение, правду. Следом за словом рождается правильное поведение – то есть такое, которое присуще честному, миролюбивому и неэгоистичному человеку. Из всего этого вытекает правильная жизнь – то есть жизнь, в которой человек не совершает зла против других людей или животных и признает даже за животными те же права, что и за человеком. Кроме того, важными свойствами буддиста являются самоконтроль и постоянное самосовершенствование.

Настоятель на миг задумался, потом продолжал.

– Следует избегать черных грехов и следовать белым добродетелям. Есть грехи тела, слова и мысли. К телесным грехам относятся убийство, воровство, и прелюбодеяние; к грехам слова – ложь, клевета, злословие и суесловие. Грехи же мысли – это зависть, злоба и еретические помыслы.

– Ну, черные грехи известны любому буддисту. А что относится у вас к добродетелям? – спросил Загорский.

– Добродетели у нас те же – это защита чужой жизни, щедрость, целомудрие, кротость, правдивость, миротворчество, смирение, милосердие, сострадание, стремление к истинному учению. Постигнув десять добродетелей, можешь вступить на путь святости. На этом пути нужно помнить о подаянии, терпении, усердии, медитации, соблюдении обетов и следовании мудрости-пра́джне. Если желаешь подняться к высотам и сравняться с бодхисаттвами – освой пять путей: путь стяжания добродетелей, путь соединения с истиной и борьбы со злом, путь истинной мудрости, путь прозрения и путь достижения цели. Если вам кажется, что эти правила плохи и недостойны человека – что ж, тогда мне больше нечего вам сообщить…

– Что скажешь об отце настоятеле? – спросил Загорский у Ганцзалина, когда аудиенция закончилась.

Ганцзалин был задумчив.

– Не знаю, – сказал он. – Смешанные чувства. Говорится все правильно и даже, кажется, правильно все делается, а чувства смешанные.

Загорский заметил, что это потому, что Ганцзалин – хуэй и у него совсем другие представления о мире. Помощник покачал головой: представления тут ни при чем.

– Может ли быть, что все религии – это лишь мошенничество? – спросил Ганцзалин. – Или правда были они когда-то словом Божиим/ и только потом дурные люди сделали их средством надувательства и обмана?

Загорский рассеянно отвечал, что есть вопросы, которые каждый вынужден решать для себя сам. А им сейчас надо бы подумать о том, как быть дальше. Кони для дальнейшего путешествия у них есть, но нет ни денег, ни оружия. Едва ли монахи поделятся с ними и тем, и этим. У Ганцзалина на этот счет было свое мнение – они на территории брата Цзяньяна, который все устроит наилучшим образом. Загорский, поразмыслив чуть-чуть, согласился с ним. Было решено в этих сложных вопросах целиком положиться на Цзяньяна-гоче.

Вечером Нестор Васильевич никак не мог уснуть. Не помогла даже медитация, ему все казалось, что до него доносятся жалобные крики и стоны. Наконец он не выдержал, встал и проскользнул в келью Ганцзалина. Тот проснулся мгновенно.

– Ты ничего не слышишь? – спросил Загорский.

Помощник прислушался и сказал, что все тихо. Загорский поморщился.

– Ладно, – сказал он, – спи.