Камень погибели

– О, это очень мудреный иностранный механизм, – радостно объяснил ему торговец. – Тот, у кого он есть, может иметь изображения всех людей, животных, демонов, будд и бодхисаттв.

– И часто у вас покупают эти механизмы?

– Покупают. Эта машинка очень нравится Наимудрейшему[46]. Те, кто бывал во внутренних покоях Поталы, говорят, что ими там уставлено все. Купите и вы, и на вас тоже ляжет благословение богов.

Нестор Васильевич отвечал, что у него такая машинка уже есть. А сам вспомнил, как они с Ганцзалином много лет назад снискали расположение персидского шахиншаха, подарив ему фоторужье Марэ.

– Надо было привезти с собой кинетоскоп, – заметил он. – И тогда мы бы во дворце Потала оказались дорогими гостями.

Цзяньян-гоче нахмурился и заявил, что такими дешевыми фокусами сердца Далай-ламы не завоевать.

– Ничего, – сказал Нестор Васильевич, – найдутся у нас и другие фокусы, более действенные.

Загорский задержался возле нескольких торговцев и купил пару безделушек – настоятель монастыря на прощание снабдил их некоторым количеством денег, из чего можно было заключить, что если не бодхисаттвой, то как минимум архатом иностранный гость все-таки был в своей прошлой жизни.

Все продавцы остервенело торговались. Загорский приценивался весело и умело, пошучивая и посмеиваясь, чем вызвал не только уважение, но и симпатию торговцев. Во время торга Нестору Васильевичу помогал Ганцзалин, поскольку карлик презрительно надувал губы, считая, что Загорский покупает какую-то никому не нужную дрянь, да к тому же низкого качества.

– В незнакомом городе нужно что-то купить, и нужно поторговаться, – объяснил Загорский. – Это самый лучший и быстрый способ понять умонастроение людей и принятые здесь порядки.

Он обратил внимание, что бумажные деньги тут не приветствовались – только медь и серебро. При этом в ходу были не только тибетские и китайские монеты, но и индийские рупии и даже николаевские рубли – главное, чтобы был полновесный металл.

Под ногами беспрестанно путались ребятишки, за которыми никто не следил – все мал мала меньше. Они вступали в битву за территорию с бродячими псами, которые вели себя крайне нахально, словно понимая, что никто не посмеет поднять на них палку – как знать, может быть именно в этого пса переродился твой покойный дядюшка или еще какой родственник. Да и кто гарантирует, что и сам ты не переродишься в следующей жизни в какое-нибудь животное – колесо кармы, как известно, не щадит никого.

Тибетские девушки, которым нечем было заняться, прямо на улице подкидывали ногой кусочек дерева, в который для лучшей летучести были вставлены перья. Загорский окрестил этот кусочек воланом, поскольку он походил на этот маленький снаряд, используемый в бадминтоне. Побеждала та девушка, которая дольше всего удерживала волан в воздухе, не давая ему упасть на землю. Игра эта требовала некоторой смелости: девушки изящно и в то же время ловко приподнимали свои юбки, подкидывая волан ногами.

Понять, какая барышня жила в Лхасе, а какая только приехала, оказалось довольно легко. У приезжих дам лица, как правило, оказывались чем-то вымазаны. Цзяньян-гоче объяснил, что когда-то давно, заботясь о целомудрии монахов, правительство издало указ, чтобы женщины, покидая дом, мазали лицо маслом и землей. Приобретая таким образом страховидную наружность, женщины не могли бы вводить монахов в слишком сильное искушение. Обычай с тех пор прижился и действует по сей день.

– По-моему, он морочит нам голову, – тихонько заметил Ганцзалин.

Загорский в ответ только улыбнулся.

Как выяснилось, женщины в Лхасе густо наносят на лицо кремы и красят губы, выщипывают брови и лакируют ногти, словом, делают примерно то же самое, что и их товарки на Западе – и все для того, чтобы не оказаться проигравшими в вечных любовных состязаниях.

Тем временем солнце быстро садилось на западе, наступал вечер.

– Пора бы приискать ночлег, – заметил Загорский. – Есть ли здесь приличный постоялый двор?

– Об этом не беспокойтесь, – отвечал карлик. – Я у себя на родине, и вы без крыши над головой не останетесь.

И действительно, Цзяньян-гоче свое слово сдержал: все они поселились в доме у какого-то его знакомого ремесленника. Жилые помещения начинались на втором этаже, на первом держали скотину – яков и коз. Однако, несмотря на шум и специфический запах, выспались они отлично.

На следующий день брат Цзяньян разбудил Загорского ни свет ни заря. Лицо у него было ошеломленным.

– Прибыл гонец от Далай-ламы. Милосердный заступник[47] ждет вас сегодня в 12 часов…

Произнося эту небольшую речь, он смотрел на Нестора Васильевича с изумлением, как будто сам не мог поверить в сказанное. Накануне карлик заявил Нестору Васильевичу, что он приложит все усилия и все свои связи, однако никто не знает, сколько понадобится времени, чтобы добиться аудиенции у тибетского первосвященника. Может быть и такое, что она и вовсе не состоится, или будет иметь очень короткий, формальный характер.