Камень в моей руке

— Вагнер схватил ее, Лукаса и… Фриду и увез в Шварцвальд, — сказал я. У меня просто не хватило духа рассказать им всю правду. — Сейчас идти нельзя — они устроют облаву в лесу. Надо затаиться и переждать еще день.

Коломбина судорожно всхлипнула. Бен подхватил ее на руки и отнес к сваленной в углу куче тряпья. Я сел на пол, опершись спиной о дверной косяк. Фриды больше нет. Кто-то должен занять ее место.

На рассвете в деревне поднялся переполох. В узкую щель в двери я увидел, что на улице собралась кучка бородатых мужчин, у многих в руках были охотничьи ружья. Они мрачно переговаривались, словно дожидаясь чего-то. Потом подъехал знакомый старый пикап, Вагнер дал какие-то указания и все двинулись по дороге. Я выдохнул. Хватило же мне ума не стать подсадной уткой в этой охоте. День тянулся невероятно долго. Живот сводило от голода.

Ближе к вечеру охотники вернулись — грязные, уставшие и злые, и принялись прочесывать все дома в деревне. Когда я увидел, как к сараю идут двое крепких парней, меня охватила настоящая паника. Их вела худенькая девочка лет семи в потертом полушубке. Мы накрылись тряпьем и затаились.

— А тут старый хлам лежит, сами видите. Все, что от автомастерской осталось — что банк не успел забрать, мама сюда после смерти отца и снесла. Здесь и спрятаться-то негде, — тараторила она.

— Закрой рот хоть на минуту, малявка, — оборвал ее один из мужчин. — О, а тут это что? — он заглянул в один из ящиков с инструментами. — Давно искал. На вот, — он бросил ей монету. — Скажешь матери, Отто Мюллер дал. Надо наведаться еще как-нибудь, разобрать ящики — вдруг что и сгодится, — и мужчины, прикурив, вышли. Я перевел дух.

— Ой, погодите, тут еще отцовская куртка была, охотничья! — девчонка метнулась в наш угол и стала ворошить тряпье. Приподняв старое одеяло, она увидела Бена, завизжала и отскочила. Коломбина молитвенно сложила руки, умоляя ее не выдавать нас.

— Что там? — крикнул с улицы один из охотников.

— Крыса! Ужас, как испугалась, — закричала в ответ девчонка. — Прогрызла куртку насквозь.

— Ладно, идем, Отто, еще две улицы надо обойти.

— Да, сейчас. Эй, малявка! — позвал охотник, заглядывая в сарай. — Ты пока это, инструмент-то отцовский никому не показывай больше, усекла? И вот еще что — заприте двери хорошенько и смотрите с матерью в оба — из Шварцвальда сбежали опасные психи.

— Хорошо, — прошептала девчонка.

Она притворила дверь и ушла, но вернулась уже через пару минут, держа в руках пару хлебных лепешек. Молча протянула их нам и так же быстро убежала.

Когда стемнело, мы выбрались из сарая и побежали к лесу. На следующий день к обеду мы вышли к старой станции с потертым указателем, и затаились в кустах ольхи. Через пару часов пронесся экспресс — не сбавляя ход, он промелькнул перед нами серебристой змеей и исчез за густым темным лесом. К вечеру, когда мы уже совсем было отчаялись, из-за дальнего пригорка показался товарняк.

— Похоже, это наш единственный шанс, — сказал я, и мы опрометью бросились к рельсам. Вагоны проносились мимо, обдавая ледяным ветром. Я побежал. Времени для раздумий не оставалось. Я кинулся к вагону, где лежали перетянутые тросами стволы гигантских деревьев, ухватился за какую-то перекладину, и меня резко рвануло вперед. Обдирая ладони о грубо отесанную древесину, я забрался на самый верх и издал победный клич. Бен гигантскими скачками бежал рядом с поездом, Коломбина подпрыгивала у него на закорках. Он ухватился за трос, но споткнулся и кубарем полетел с косогора. Я застыл, не в силах пошевелиться. «Вставай, ну же! — мысленно приказывал я. — Вставай! Ты еще успеешь!».

Поезд быстро набирал ход, и ветер свистел, выбивая из глаз жгучие слезы. Распластанные на траве фигуры — большая и маленькая — не двигались. Через пару секунд они скрылись из вида. Наверное, я должен был спрыгнуть с поезда. Но, черт возьми, я так устал. Устал геройствовать. Устал балансировать на грани жизни и смерти, дрожать от страха, устал голодать и прятаться. Я хотел вернуться домой, увидеть маму, лечь в свою постель, закрыть глаза и забыть, навсегда забыть непрекращающийся кошмар последних месяцев.

Глава XVII

Зло неистребимо. Никакой человек не способен уменьшить его количество в мире. Он может несколько улучшить свою собственную судьбу, но всегда за счет ухудшения судьбы других.

Аркадий и Борис Стругацкие. «Трудно быть богом»