Камень заклятия

Как Тарас Бульба не мог оставить люльку врагу, так и я не мог оставить Кукареву термос. Ему лет тридцать, если не больше (китайский, в железном корпусе, таких сейчас не делают), и достался он мне от отца. Забрал письма Чехова и свой котелок, сунув в него пару буханок хлеба и бутылку водки. Уходя, сказал:

— Прощай, Яков.

Никифоров в ответ усмехнулся:

— Сами сказали — мир тесен. Так что до свидания.

В его словах не было угрозы, но я подумал, не связать ли его и оставить Кукареву. Мне не нравилось, что он направляется в Красное. Я знал, он не нападет на мать или сестру, мстя мне. Никифоров просто хочет навестить Дарью, убеждал я себя, но на душе было тревожно.

Мы с Сергеевым углубились в лес, и только там он догадался меня поблагодарить:

— Спасибо за помощь!

— Ерунда. Я лишь исправляю свою ошибку. Я выдал себя и вас. Но поступить иначе не мог, они бы изнасиловали женщин.

— Вы поступили правильно. Все хорошо, что хорошо кончается. Зато знаю, что чувствовали люди, отданные на съедение комарью. Член искусали, сил нет терпеть. Со мной работает один товарищ, так вот он рассказал, как в детстве его старшие друзья уговорили пойти к известной давалке и сказать, мол, пришел, это самое…, пора, мол, становиться мужчиной. Втолкнули его в дом, он и бухнул, как учили. А женщина эта говорит, сначала покажи, что там у тебя выросло. Он показал. Она покачала головой — маленький. И посоветовала, иди и посади на него пчелу, потом ко мне. Тот к деду на пасеку, как жалят пчелы он знал, но уж больно хотелось стать мужиком. Так вот, тот момент, когда его ужалила пчела, он называл оргазмом, а три часа, что он провел в реке, пытаясь унять боль, — сексом.

Он говорил только о члене, хотя у него опухли губы, нос, скулы, веки и походил он на Франкинштейна, о чем я ему и сказал.

— Еще бы пару часов постоял и стал бы походить на дьявола. Тьфу! Тьфу! Тьфу! — трижды сплюнул Сергеев. — Не к месту упомянул. Итак без него не обошлось.

Мне не хотелось на ночь глядя затрагивать эту тему, и я спросил:

— Вас, я слышал, Арсением Петровичем называют. Очередной псевдоним?

— Да нет, так и зовут. Может, перейдем на «ты»? Ситуация не та, чтоб «выкать».

— Согласен.

Мы нашли удобное место для наблюдения за кукаревцами, и Сергеев рассказал, что произошло в их лагере за эти дни:

— Много кислороду, непривычная работа — все устали и потому легли рано. Не успели уснуть, как часовой начал палить по палатке. Кукарев отреагировал моментально, не видя, ориентируясь на выстрелы, ликвидировал стрелявшего. Если бы не он, трупов было бы больше. Сначала не могли понять, почему часовой это сделал, не ругались, не пили водку. У Кукарева железная дисциплина. Ладно, поставили охранять Никифорова, но всем было не до сна. Среди ночи Никифоров заорал: «Оно смотрело на меня! Оно смотрело!» — да еще открыл стрельбу. Все выскочили, начали тоже палить. Никифорова завели в палатку, дали стакан водки. Мы с Кукаревым уже поняли, в чем дело, сняли охрану и запретили выходить из палатки в темное время. Утром Никифоров рассказал, что ему почудилось. Естественно, все были напуганы. А мы не знали, как с этим бороться, защищаться от него. Не поинтересовались перед отъездом у знающих людей, считали написанное Полупановым про заклятие ерундой.

Чтобы успокоить людей, Кукарев наплел им о паранормальной зоне и приказал перенести палатку. Сам каждый вечер забирал у всех оружие, складывал в ящик и забивал крышку. Ночью не спали, из палатки не выходили и включали все фонарики. Выспались днем во время дождя.

Как ни остерегались, все равно не убереглись, ночью услышали, кто-то ходит вокруг палатки. Самсонов выглянул, сказал, никого нет — просто ветер, вернулся на свое место и вдруг схватил нож и ударил Евсеева прямо в сердце. Самсонова тут же сбили с ног, отобрали нож — все же крутые, все владеют приемами. Наверное, прибили бы, но Кукарев не дал. И правильно, виновный был там, за палаткой. Потом Самсонов весь день плакал, убил-то лучшего друга.

Представляешь, все невыспавшиеся, злые, а тут еще появляешься ты, убиваешь Алика, правую руку Кукарева. Освобождаешь меня. Так что не видать нам сундука, — подытожил рассказ Сергеев. — И близко не дадут подойти.

— Пусть сначала найдут.

— А книгой ты Кукарева достал. Не знаю, почему, но его аж трясло от злобы.

— Я думаю, для него это было унижением, он такой крутой, круче некуда, а тут какой-то лох держит его на прицеле и читает как ни в чем не бывало Чехова. Его обида происходит от повышенного самомнения.

— Пожалуй, ты прав, — Сергеев отломил чуть ли не половину буханки и начал с аппетитом есть. — С утра во рту ни крошки не было. Чем питаться будем?

— У меня палатка спрятана и немного продуктов. Котелок тоже вернул. Что будем делать, если они сундук найдут?

— Пока не знаю. Не хотелось бы всех убивать, хорошо бы ограничиться Кукаревым.

— Чтоб ему не достался камень заклятия?

Сергеев быстро повернул ко мне голову:

— От кого узнал?