Каменная месса

Эхо под западным хором придавало каждому слову непререкаемую значительность. «Итак, как мы видим, с 1250 года скульптуры располагаются по отдельности или попарно, за исключением скульптуры под именем Конрада, которая в 1532 году во время злонамеренно устроенного пожара[8] — троны в хорах были охвачены огнём — рухнула с постамента, а позднее была собрана из множества рассыпавшихся частей и водворена обратно. Мы видим творения из мастерской скульптора, имя которого осталось неизвестным, работы раннеготического стиля, хотя реалистично запечатлённые складки одежды не соответствуют художественным приёмам драпировки той эпохи».

Пояснения женщины-экскурсовода звучали так убедительно, будто она произносила их впервые. Нас провели вдоль левой стороны хоров. Лёгкий, однако ощутимый педагогический ход должен был воспрепятствовать нашей увлечённости или просто долгому пребыванию около широко известной, образцовой и превозносимой в бесчисленных комментариях скульптурной пары. Мы стояли перед некоронованной Гербург и рухнувшим когда-то Конрадом. Когда же в поле нашего зрения появились Герман и Реглинда с разукрашенной короной, я услышал, как одна из пар зашепталась: «Глянь-ка, улыбается точно как твоя сестра Эльвира, немножко с издёвкой». — «Ага, как наша Эльвира, точно».

Должно быть, этот шёпот не ускользнул от внимания нашего экскурсовода. «О наших скульптурах говорят, что они выполнены в естественной манере, как будто выхвачены из жизни. Соглашаясь с этим, заметим, что эта так называемая достоверность связана только с нашим субъективным восприятием и не может служить подобающим критерием искусства. Правомерно, однако, признать, что все фигуры донаторов индивидуальны. Потому они так живо и воздействуют на нас. Мы ощущаем их словно равных себе, однако принадлежали они к высшему правящему классу, о чём и сами были хорошо осведомлены, в особенности это относится к маркграфу Эккехарду и его жене Уте, как мы сейчас и увидим. Люди своего времени, облечённые властью. Что касается Эккехарда — воинственный, нацеленный на постоянное завоевание земель, держащий в страхе своих подданных, властной рукой притесняющий соседние славянские народы на востоке от Заале. И говорят, он даже убил другого князя. Однако великим скульпторам, каковым являлся и наш Мастер из Наумбурга, удавалось, как мы здесь видим, если не устранить указанные классовые противоречия, то проницательно продемонстрировать их нам».

Наконец мы остановились перед самой знаменитой парой. Экскурсовод многозначительно улыбнулась, словно проявив снисходительность к нашему нетерпению. Эккехард и Ута. Она стоит, как стояла всегда: по левую руку от него, прикрыв лицо справа воротом плаща. А поскольку взгляд её прежде всего неприветливый, то и приподнятый воротник плаща можно трактовать как соответствующее отношение к супругу. Верно, вот уже и слышу шепоток в нашей группе: «Смотри, она, похоже, довольно сильно сердится на своего старикана…»

Что же, вокруг скульптур в западном хоре Наумбургского собора неоднократно разгорались разноречивые пересуды: романтизм, грёзы о спасительной миссии и куча всякой чепухи в духе «фёлькиш»[9] во времена нацизма. Реглинда, которая в зависимости от точки зрения то улыбалась, то ухмылялась, то ехидно гримасничала, считалась дочерью польского короля, поскольку щеголяла типично славянскими чертами и скалилась в улыбке, как поломойка, в то время как та — истинно нордическая Ута… И так далее.

И это при том, что мы почти ничего не знаем о происхождении донаторов и обстоятельствах их личной жизни. Догадок, причём порою неоспоримых, было много. Например, пересудам о любовной связи Уты и Вильгельма Камбургского[10] не было конца. Однако с уверенностью можно утверждать только то, что Ута происходила из княжеского рода Асканиев и брак её с маркграфом Эккехардом был бездетным.

Вот и мы услышали: «Нам почти ничего не известно об общественно-социальном происхождении донаторов. Остаётся принять на веру, что Мастер из Наумбурга, вероятно, был хорошо знаком с архитектурой французских соборов своего времени, наподобие скульптурной группы в Реймсе, варварски разрушенной во время Первой мировой войны. Однако не будем терять время на несерьёзные разговоры, которые так ласкают слух. Лучше позволим красоте и эмоциональному посылу этих каменных статуй воздействовать на нас непосредственно».

И мы позволили обтёсанному камню воздействовать на нас или были готовы поддаться его чарам. Мою супругу, которая во время осмотра скульптур всё время молчала, зовут Ута; она родилась, когда культ Уты и Бамбергского всадника[11] достиг своего апогея; в середине тридцатых годов многих девочек крестили именем Ута. Конечно, мне и в голову не пришло сравнить Уту с моей супругой, когда я стоял перед женщиной с поднятым воротом плаща, ведь они обе уникальны в своём роде, но уже тогда, во время моего чтецкого турне, когда мы заехали в Наумбург, меня начали одолевать весьма далеко идущие предположения.