Каменная пациентка

– Ну вот хотя бы газета «Новости мира», – произнес Джесс уголком рта. Мы с талонами в руках стояли в очереди за бесплатными обедами, медленно приближаясь к «пирогам по-пастушьи». Мы целую неделю жили дома на бобах с тостами, и мой пупок прижимался все ближе к позвоночнику. – Воскресные газеты – у них всегда есть деньги. А Гринлоу ведь даже не нужно работать! Люди из-за нее умирают с голоду!

Джесс не разделил моего мнения, что «архив» предназначен только для наших глаз, и счел его ошеломляюще наивным. Схема быстрого обогащения, о котором мечтал каждый в Настеде, казалась ему лежащей под боком, да еще и в сочетании с местью самой ненавистной для общины фигуре.

– Я знаю! – огрызнулась я. Еда, ярко-желтая пластина из крахмала с тоненькой прослойкой мяса у основания, показалась в поле зрения. Мой рот наполнился слюной вопреки моей воле.

– Тогда чего же ты тянешь?

По правде говоря, я испытывала искушение. Моя собственная жизнь погрязла в банальном однообразии преждевременной семейной – с субботними вечерними походами в «Социал» вместе с Марком и Триш – даже быстрее, чем я предполагала. Продажа этой истории могла бы стать способом вернуть то чувство совместного приключения, которое мы потеряли, когда я изгнала нас из Назарета. Если бы это была игра, она казалась оправданной, поскольку шла бы по тем же правилам, по которым Гринлоу обращалась с другими: двигая людей, как шахматные фигурки, в угоду собственной карьере. Это выглядело таким диковинным, таким непохожим на все, что я делала ранее, что почти не вызывало чувства опасности. Однако так было до тех пор, пока я не задумалась о реальных последствиях нарушения закона.

Джесс продолжал говорить о газетах, защищающих свои источники информации, но он был в этом так же невежественен, как и я, и вообще не задумывался о предосторожностях.

– Она все еще принимает решения, от которых зависят жизни людей, – напирал Джесс, когда еда оказалась на наших подносах. – Это наш общественный долг. – Джесс рассматривал ее действия с точки зрения справедливости, и я имела к этому некоторое сочувствие. Однако в его плане содержался некий элемент унижения, которым я не могла упиваться.

– Журналисты могли бы раскопать и нынешние преступления. Без обид, но ты ведь на самом деле не знаешь, что с этим делать, правда, малышка? Мы могли бы стопроцентно предать ее правосудию.

Джесс поднял другую проблему; я ревновала свой архив к посторонним. Я не желала, чтобы какой-то бульварный писака копался в том, на что я смотрела как на свое детище; не хотела передавать драгоценные доказательства человеку в красных подтяжках и с текстовым процессором вместо мозгов. Мне хотелось бы сказать, что я стремилась сохранить академический характер своего проекта, но в действительности это было лишь детское чувство собственничества.

– Я просто не чувствую, что это правильно, – пробормотала я под бурчание в своем животе. Я смела половину еды с подноса за тридцать секунд, и Джесс это заметил.

– Только не говори мне, что тебе не нужны деньги.

– Конечно, нужны, – согласилась я. Я уже переросла свои мечты о школе-интернате, но все равно хотела бы иметь возможность кое-что сделать, ну например: купить маме машину, подобрать себе хороший бюстгальтер в местном магазине, красить губы той помадой, которая мне подходит, а не той, которая завалялась в корзине с уцененными остатками в «Ко-оп». Компромисс, который я предложила, казалось, гарантированно удовлетворит Джесса без привлечения ненужного внимания и риска. – А что, если мы будем действовать в частном порядке? – сказала я. – Пойдем напрямую к Гринлоу. – Я бросила ему эту идею, словно монетку в колодец, чтобы проверить его глубину. Челка Джесса затрепетала, как антенная решетка, принявшая важный сигнал.

– Шантаж? – Он произнес вслух это ужасное слово. Казалось, оно некрасиво свисает из его рта, и это я вложила его туда.

– У нее есть деньги, – продолжала я. – Возможно, у нее даже больше денег, чем у газеты.

Джесс покачал головой:

– Если мы обратимся в газеты, то мы и ее свалим, и деньги получим.

– Но мы получим их только один раз. А моим способом мы могли бы их получать понемногу годами.

– Нет! Тогда справедливость не восторжествует.

– Мы могли бы даже сделать и то, и другое. Сперва получить деньги, сколько сможем, а компромат обнародовать потом. Она только что стала членом парламента. Если она станет еще более могущественной, ну, например, если ей поручат особо ответственный участок работы, тогда мы действительно сотрем ее в порошок.

На самом ли деле я думала то, что говорила? Я не знаю. Я бы сказала Джессу что угодно, лишь бы он слез с трибуны, с которой собрался публично выступать. Я видела, как в нем созревает какое-то решение.

– Мы сделаем это вместе, – произнес он наконец. Конечно. Если вы настоящая пара, вы все должны делать вместе.