Каменное древо

– Мы придем за тобой, не теряй надежды!

Когда дверь за Сорой и братцем закрылась, я на дрожащих ногах подошла к кровати и рухнула, уткнувшись лицом в подушку. Грудь распирало от неясного чувства, будто сломанное и умершее во мне медленно воскресало, а надежда поднимала голову.

– Реннейр… Ренн… – прошептала в пустоту, чувствуя, как сжимается и кровоточит сердце.

Конечно, никто не услышит.

Конечно, никто не отзовется.

Если бы только знать, что его больше нет в этом мире. Если бы перестать изводить себя бессмысленной надеждой, если бы найти в себе силы разрубить этот узел.

– Я бы все отдала, чтобы еще хоть раз тебя увидеть.

Скользнувший в окно ветер подхватил мои слова и унес их в ночь.

* * *

Реннейр

Я барахтался между сном и явью. Там, на сумеречной границе миров, кошмары посещали меня вперемешку со сладкими грезами. Я давно запретил себе мечтать, зная, что для таких, как я, это непозволительная роскошь. Есть только воля господина, вся моя жизнь принадлежит ему. Но сейчас, когда контроль разума над чувствами ослаб, я видел до невозможности яркие картины: большой дом и сад, утопающий в зелени. Окна его выходили на изумрудную долину, усеянную звездами весенних цветов и пересеченную юркой речушкой. Совсем рядом белели снежные шапки гор, а по утрам сюда спускались облака.

Здесь стоял наш дом. Наш храм.

Место, где жила моя женщина и рождались мои дети. Где они учились ходить и скакать на лошади. Где дочери с рыжими, как огонь, волосами, учились прясть, ткать и творить магию камней, а сыновья с волосами цвета воронова крыла учились сражаться, чтобы защитить наш общий дом.

Здесь всегда царило веселье, шум – здесь всегда было много гостей.

А потом все эти картины начинали оплывать, как свечной воск. Им на смену в измученный рассудок врывались обломки далекого прошлого: сполохи рыжего огня и пепел в тяжелом воздухе, сотни мертвецов, улыбающийся Крис, распятый на воротах крепости. В моих видениях он всегда оставался безбородым смешливым юнцом, и тем страшнее был контраст.

Еще был полет выше гор, выше облаков – вдаль от Лестры, к границе огромного леса. А потом пронизывающий до костей взгляд отца, погребальный костер женщины, которую я никогда в жизни не видел, но чье лицо казалось удивительно знакомым. И я тянул руки в огонь, чтобы рассмотреть ее, но всегда опаздывал – пальцы успевали зачерпнуть лишь пепел.

В моих снах было много огня, он был таким реальным, что я кричал от боли, но не слышал собственного голоса, потому что не мог разомкнуть губ. Раскаленная лава неслась по венам, бушевала и ярилась – запертая, не находящая выхода.

Это состояние длилось и длилось, это сводило с ума. Иногда казалось, будто кто-то пытается напоить меня пряным отваром, переворачивает, меняет повязку, заставляет есть…

– Он будет жить?

– Будет чудом, если он выживет. Он очень плох, ваша светлость. И есть кое-что еще…

– Говори, иначе велю высечь тебя на площади на потеху толпе!

– Кхм-кхм, мой лорд, его что-то сжигает изнутри…

…а потом я снова проваливался в темноту, будто все мое существо сопротивлялось, не стремилось навстречу безрадостной яви. Реальности, где я потерял женщину, которую любил.

Глава 19. Чувства матушки Этеры

Рамона

Матушка Этера вызвала меня в свою личную приемную для важного разговора.

Она сидела в одном из малахитовых кресел у низкого столика. Как всегда, безукоризненно одетая, с гладко причесанными волосами и строгим лицом. На шее, переливаясь всеми оттенками пурпура, покоился медальон с кровавым камнем. Вечерний свет падал сквозь круглое окно, собранное из тончайших пластов самоцветов, омывая каждый предмет в этой комнате.

Я не знала, что будет говорить Верховная, не знала, что меня ждет. Ясно было одно – поддаваться нельзя. Обглодает и косточек не оставит.

Все мысли о Ренне, ужас от потери его и брата потом. Все потом. Сейчас перед ней стою не я, а моя оболочка. Если честно, так я себя и ощущала – выпитой до дна, выпотрошенной и пустой.

– Проходи, Рамона. Что застыла на пороге?

Шумно выдохнув, я приблизилась к столику и только сейчас обратила внимание на некрупную скульптуру в виде цветка безвременника, вырезанного из голубого апатита. Такой легкий, изящный – глядишь, поплывет по комнате тонкий аромат. Но внутри шевельнулось предчувствие – не зря Верховная его подготовила, ох, не зря.

– Перед тем, как мы начнем разговор, я должна убедиться, что ты осталась нетронутой.

– Что? – я поперхнулась воздухом, а потом почувствовала, как кожу на скулах начало нещадно жечь.

Будто не заметив моего смущения, жрица продолжила:

– Протяни руку и коснись цветка, – тон ее не терпел возражений.

Я упрямо сжала губы и вогнала ногти в ладони. Матушка наградила меня недовольным взглядом.

– Какой смысл упрямиться, Рамона? Все равно будет по-моему.

– Может, лучше сразу заглянуть мне под юбку?

Я не поняла, как она смогла так быстро оказаться рядом. Щеку обожгла унизительная пощечина, ухо заложило от громкого хлопка, и я невольно охнула.

– Не дерзи мне, – ноздри Верховной затрепетали, а потом она сделала глубокий вдох. – Коснись цветка.