Дорогой Мэтью, я пишу тебе в очередной жаркий и пыльный день. Констебли погнали в Портсмут новый отряд крепких с виду нищих, предназначая их в гребцы на королевских кораблях. Этих людей буквально превратили в рабов, и я всякий раз думаю об этом, когда слышу, как Колдайрон разглагольствует о противостоянии английской свободы и французского рабства.
Я навестил Эллен. На мой взгляд, она в какой-то мере возвратилась в свое прежнее состояние: снова работает с пациентами, однако погрузилась в глубокую меланхолию. Мисс Феттиплейс не проявила никакой радости, увидев меня в гостиной Бедлама. Сначала я поговорил с этим Гибонсом, который держался достаточно любезно, что, впрочем, неудивительно, учитывая, сколько денег ты скормил ему. Он сказал, что смотритель Шоумс приказал своим людям сразу же связать Эллен и запереть ее, если вдруг с нею случится очередной приступ. Боюсь, что, когда я сообщил Эллен, что это ты просил меня прийти и проверить, как она себя чувствует, мисс Феттиплейс не на шутку рассердилась. Она с горечью заявила, что ее заперли из-за тебя, и не захотела говорить со мной. Держалась эта бедная женщина довольно странно, почти по-детски. Думаю, мне придется переждать несколько дней и после этого снова навестить ее.
Дома все обстоит благополучно, если не считать того, что я поругался с Колдайроном. В последнее время я встаю рано и потому услышал, как он на кухне бранит Джозефину дурными словами, называя ее в присутствии мальчишек глупой кобылой и пучеглазой сукой, — и все лишь потому, что она проспала и вовремя не разбудила отца. Этот мерзавец также грозил дать ей в ухо. Войдя, я приказал Уильяму оставить девушку в покое. Он без особой радости подчинился. Мне было приятно, что, когда я велел наглецу попридержать язык в отношении собственной дочери, Джозефина улыбнулась. Однако у меня никак не идет из головы тот случай, когда я услышал от нее французское ругательство.
Беременность Тамазин, милостию Божией, продвигается весьма благополучно, и я передаю гонцу письмо от нее Джеку.
Твой верный и любящий друг Гай Мал тон.
Вздохнув, я отложил листок в сторону. Меня весьма обрадовало, что состояние Эллен улучшилось, хотя ее обида и глубоко задела меня. Впрочем, она была права, я и впрямь причинил бедняжке множество неприятностей.
Потом я сорвал печать с письма Уорнера. Как ни удивительно, он уже успел получить от меня известия.