Каменное сердце

Репортер вернулся, поглядел на стол, счел сливы и увидел, что одной штуки не хватает. Он сказал редактору.

На редколлегии редактор и говорит: «Не брал ли кто из вас без спросу наши сливы?» Все сказали: «Нет». Фельетонист Иванов покраснел как рак и сказал тоже: «Нет, я не брал».

Тогда редактор сказал: «Что кто-то из вас взял, это нехорошо; но не в том беда. Беда в том, что сливы приносят на флешках, и если кто не умеет с ними работать, то скачивает их себе на комп, а ФАПСИ потом отслеживает, кто напакостил, и через день его могут арестовать. Тем более если у него, дурака, флешечка в кармане. Я этого боюсь».

Иванов побледнел и сказал: «Нет, я скачал на автономный ноутбук, а флешечку бросил за окошко».

И все засмеялись, а Иванов стал балетным критиком.

Лев Толстой в Живом Журнале

критическая масса

Если бы Лев Толстой вел ЖЖ, он, конечно, стал бы вывешивать «Войну и мир».

Прямо с самого начала.

Там первый абзац по-французски, а вот вам второй:

«Так говорила в июле 1805 года известная Анна Павловна Шерер, фрейлина и приближенная императрицы Марии Феодоровны, встречая важного и чиновного князя Василия, первого приехавшего на ее вечер. Анна Павловна кашляла несколько дней, у нее был грипп…»

Ох, огреб бы Лев Николаевич!

Вот такие получил бы комментарии:

– Чушь! Фрейлина – это девица, а незамужние и даже вдовы, согласно этикету, не могли устраивать вечеров.

– Хосспаде! Фрейлины живут во дворце, во «фрейлинском коридоре», в специальных комнатах. Фрейлины набирались из родовитых, но обязательно бедных дворянок. Поэтому у фрейлины не может быть собственного дома, где она устраивает вечера.

– Бред! Двор в июне переезжал в Царское Село, вместе со всеми фрейлинами. Что эта старая мымра делает в Питере, если она и вправду фрейлина? Учи матчасть, Лёва!

– Гриппом, конечно, все болеют, но грипп в июле? Пейсатель)))

– Важный и чиновный князь первым на вечер не приезжает!

Но самое смешное, что эти ехидные слова имели бы под собою вполне серьезные основания (я взял эти замечания из статьи историка Екатерины Цимбаевой «Исторический контекст в художественном образе (Дворянское общество в романе “Война и мир”)».

А еще Льву Толстому досталось бы от комментаторов в связи с возрастом его героев. Там с этим ужасная путаница. Например: в августе 1805 года Вере семнадцать лет. А в декабре 1806 года: «Вера была двадцатилетняя красивая девица…»

То есть Вера за год и четыре месяца становится старше на три года! А Наташа за четыре года (с 1805-го до 1809-го) выросла всего на три… Николенька должен родиться осенью 1805 года: летом у его матери уже сильно виден живот. Но он появляется на свет 19 марта 1806 года, то есть маленькая княгиня носит его минимум тринадцать месяцев.

Представляю себе коммент:

– Многабукаф! Граф запутался!

– Поленился написать на бумажке возрасты своих героев в 1805 году, когда роман начинается! Надо было повесить эту табличку над столом и с ней сверяться!

– Софья-то Андреевна куда смотрела?

Прочитайте статью Марии Блинкиной «Возраст героев в романе “Война и мир”». Оказывается, у Толстого отрицательные герои стареют быстрее, чем положительные.

Очень советую эти статьи всем, кто интересуется творчеством Льва Толстого. Уверен, что все поймут – там нет ни малейшего принижения гениального писателя. Там только серьезные попытки разобраться в его творчестве.

Литератор

матерая глыбища

Удивительный парадокс, на мой взгляд, заключается вот в чем.

Лев Николаевич Толстой – мыслитель, борец, срыватель масок и все такое – был прежде всего именно литератор. Par excellence, как говорится. То есть в высшей степени и в истинном смысле слова писатель.

Великий складыватель слов.

Это он прекрасно показал в «Детстве» и «Отрочестве», в «Казаках» и потом в «Фальшивом купоне», в «Смерти Ивана Ильича», в «Отце Сергии», в «Хозяине и работнике» – целиком.

И в массе кусков, фрагментов, глав.

Когда Каренин ждет Анну и хрустит пальцами. Когда Анна бросается под поезд. Да вообще половина «Анны Карениной» – словесный шедевр.

Когда Пьер запускает умывальником в Элен. Дуэль с Долоховым. Принятие Пьера в масоны. Детское томление Наташи. Сцена Наташи и Анатоля и весь этот сюжет

Да много всего.

Но, как справедливо заметил Василий Розанов, этого ему было мало.

Он хотел быть как Будда, Конфуций, Лютер.

Кстати, именно там, где он хотел быть Буддой и Лютером, появлялась знаменитая толстовская «корявость». Горький сказал как-то:

«Думаете, Толстому легко давалась его корявость? Он ведь писал очень ясно, изящно. Но он переписывал девять раз – и на десятый получалось коряво».

Кстати, весь «Фальшивый купон» написан поразительно красиво, легким дыханием, живым словом, слетающим с губ:

– Что у вас конюшня отперта?