Каменное зеркало

– Командир, – вполголоса звал Хайнц, ступая по следам офицера. Он выбрался на другую сторону оврага, едва вытянув за собой адский груз. Следы уходили дальше в лес – странные, беспорядочные. Хайнц не мог понять, что здесь происходило. Офицер топтался на месте, шёл, падал, снова поднимался и снова падал. Хайнц подобрал валявшийся в снегу «парабеллум», засунул в карман. Нашёл растоптанные очки. Неподалёку заметил пятна крови. Чужих следов видно не было. Только следы командира.

Страх нагнетался, точно высоким давлением в барокамере.

Лес становился гуще, сосняк сменился дубравой. Среди деревьев стали попадаться тёмные камни, за завесой начавшегося снегопада похожие на вылезшие из земли спины доисторических животных. Хайнц медленно шёл вперёд, волоча чемодан и не отнимая пальца от спускового крючка автомата.

Вскоре Хайнц увидел офицера. Штернберг сидел на затоптанном снегу, привалившись спиной к дереву, и своей полнейшей неподвижностью походил на мертвеца. Снег густо усеял белым крапом черноту его шинели и запутался в волосах, из-за чего издали казалось, что офицер коронован венцом из инея. Затаив дыхание, Хайнц подошёл ближе. Он боялся окликнуть командира, больше всего боялся, что тот не ответит. Штернберг был без очков, и его лицо, с многочисленными ссадинами и кровоподтёками, казалось почти незнакомым. Взгляд немигающих глаз остановившийся, пустой – или так только чудилось из-за того, что всепроникающий ровный белый свет, исходивший будто от самого снега, наполнял его глаза какой-то гранёной холодной ясностью. И вовсе не такой уж он и урод, заметил вдруг Хайнц. Не так уж и сильно безобразит его это злосчастное косоглазие, в сущности, не очень-то сейчас и заметное, а что до глаз разного цвета – ну да, странно, но не более того…

– Командир, – боязливо позвал Хайнц. – Командир, вы меня слышите?

Офицер чуть шевельнулся. Хайнц уронил чемодан, закинул автомат за спину, засуетился вокруг, бессмысленно и радостно приговаривая:

– Разрешите, я помогу вам подняться… Вы простудитесь, если будете тут сидеть… Вот ваш пистолет…

Хайнц неуклюже забросил вялую руку офицера – ту, в которой был зажат окровавленный кинжал, – себе на плечи и попробовал встать, но понял, что эта задача ему не по силам. Чтобы поднять такого верзилу, как Штернберг, требовалось два Хайнца. Офицер, потревоженный его беспомощными рывками, со слабым стоном запрокинул голову, прежде прижатая к боку левая рука бессильно откинулась, и Хайнц с содроганием увидел на ладони кровь, а на чёрной шинели – надрез.

– Командир… Что здесь произошло? Кто тут был?

Штернберг, закатывая глаза, понёс какую-то околесицу:

– Не стреляй в неё… Не стреляй в неё… Умоляю, не стреляй…

– Я не собираюсь ни в кого стрелять, – заверил его Хайнц. – Вы замёрзли, вы ранены, вам надо отдохнуть. Сейчас вот мы доберёмся до этих камней и разведём костёр. Вставайте, ну же. Ну прошу вас…

Хайнц полез в чемодан в поисках бинтов или чего-нибудь подобного. Штернберг тем временем, с видом уже куда более осмысленным, попытался подняться, цепляясь за дерево. Хайнц поднырнул под его руку и чуть не упал под навалившейся на плечи тяжестью.

– Командир, вы сможете идти?

– Да… думаю, да… – прошелестел над ухом Штернберг.

Хайнц крепко сжал запястье соскальзывавшей с плеча холодной руки и постоял немного, привыкая. Затем нагнулся за чемоданом и, сжав зубы, выпрямился. Колени тряслись, пот градом катился по спине. «У меня получится», – твёрдо сказал себе Хайнц и, пошатываясь, двинулся вперёд.

Они шли сквозь снег, метущий навстречу, и этот путь в снежной круговерти был для Хайнца кошмарным сном наяву. Каждый миг казалось, что следующий шаг станет последним и сил больше не останется даже на вдох. Каждый раз, когда ноги кое-как плетущегося рядом офицера подкашивались, Хайнц боялся, что рухнет вместе с ним и никогда уже не поднимется, и снег заметёт их обоих. Но сквозь нестерпимую усталость стальным ростком пробивалось понимание того, что ещё никогда и никому Хайнц не был нужен так, как нужен сейчас. И он шёл дальше.

Когда лес внезапно расступился и впереди распахнулась снежная мгла, почти скрывшая огромные каменные клыки капища, Хайнц был настолько измотан, что не ощутил ничего, даже облегчения. Но он громко сказал валившемуся с ног офицеру:

– Командир, мы на месте. Всё будет хорошо. Мы пришли.

– Хорошо не будет, – в полубеспамятстве пробормотал Штернберг. – В любом случае не будет.

Тюрингенский лес, окрестности Рабенхорста

6 ноября 1944 года

Заря в раскрывшейся на востоке воспалённой плоти низких туч походила на кровавую рану. Штернберг отбросил опустевшую плоскую бутылку и посмотрел в сизое небо, чувствуя головокружение. От бессонницы и выпивки всё внутри звенело и осыпалось битым хрусталём. Тело казалось хрупко-стеклянным, почти прозрачным, а чёрное обмундирование словно бы превратилось в тяжёлую корку засохшей грязи. Рука, то и дело поправлявшая найденные в чемодане запасные очки, сильно дрожала. В чемодане же нашлась и бутылка коньяка. Не надо было пить. Но без выпивки было уж совсем тошно.