Он нагнулся, поднял танцевально изогнувшуюся богиню Лакшми, пятна патины, присохшие комочки земли свидетельствовали, что статуэтка выкопана из земли.
— Эта из самых старинных, сааб на ходу видит лучшее, что у меня есть, — залебезила, зачмокала торговка. — Всего пятьдесят рупий.
— Что вы тут ищете, мистер Тереи? — легла тень на сбившийся табунчик богов. Иштван обернулся, словно пойманный на конфузном занятии. У него за спиной стоял адвокат Чандра и снисходительно улыбался.
— Боги вам нравятся больше, чем серебро и камешки…
— Велик соблазн, — протянул Иштван фигурку адвокату. — Так и тянет покопаться в этом мусоре… Каждый раз теплится надежда, а вдруг попадется что-то не поддельное.
— И приглянулась эта? — адвокат небрежно поиграл богиней на открытой ладони, не обращая внимания на хмурый взгляд тибетки;
— Приятные линии, очень красивая вещь… И, поди-ка, старинная.
— А вы понюхайте, — поднес к его ноздрям фигурку Чандра. — Разит соляной кислотой, поддельная патина… Если даже отлита в старинной форме, то отлита совсем недавно, для туристов. Натерта кислотой, чтобы позеленела, вываляна в глине, А у торговки довольно смекалки, чтобы любой пустяк, какой бы вы ни выбрали, расхвалить, будто это и впрямь сокровище. Да верните вы ей это, пожалейте деньги.
Иштван бережно поставил фигурку на место. — Кто следует доброму совету, тот благоразумен и должен быть за это награжден, — одобрительно кивнул Чандра. — Если желаете купить, и при этом недорого, настоящее произведение искусства, которому лет двести, то… То возьмите вот ту каменную голову, которой торговка прижала, скатерку. Ухо побито, нос поцарапан, так что цену собьем, однако только она одна здесь стоит, хоть и небольших, но денег. Да не глядите вы на нее так жадно… Давайте, я ее вам куплю.
Чандра указал на тяжелое серебряное ожерелье, поторговался, потом с деланным разочарованием потянулся за медным светильником и тоже вздохнул, что дорого, совсем собрался уходить и тут носком ботинка небрежно указал на отбитую голову: — А это почем?
Тибетка решила не спугивать клиента чрезмерным запросом, а то вдруг уйдут и ничего не купят, поэтому она подняла растопыренные пальцы:
— Всего десятка.
— Так и быть, — сказал Чандра, — вот тебе пятерка, и радуйся. Это барахло и пятерки-то не стоит.
И даже не изволил нагнуться, подождал, пока торговка, стоя на коленях, не подаст ему каменный обломок.
— Будь по-вашему, сааб, — сказала тибетка, — Пусть мне в убыток, но ради почина… Нынче в убыток, завтра в прибыль. Это из храма, вещь очень и очень древняя.
— Древняя? Тогда я не возьму. Старинных вещей нельзя вывозить, ты что, не знаешь? И еще про убытки говоришь. Я просто из любезности к тебе хотел купить. Думал, сгодится бумаги прижимать, для этого любая каменюка подойдет. Нет, я не беру.
— Сааб купит.
— Нет. Понимать должна, кому голову морочишь. Мне не заморочишь. Глянь. Побитая, поцарапанная…
— Сааб, три рупии, — подняла тибетка левую руку, растопырила три пальца.
— Нет, я раздумал. Пойдемте, — обратился Чандра к советнику.
— Две рупии. Одну, — умоляла торговка. — Возьмите даром, я дарю. Сделайте милость, сааб.
Чандра сделал шаг в сторону, приостановился, неохотно взял голову, взвесил на руке.
— И тяжеленная, — разочарованно вздохнул он, протянул голову. Чандра покопался в кошельке, достал две рупии и бросил торговке. Та рассыпалась в поклонах.
— Подарок за подарок, — равнодушно сказал адвокат.
— Сааб, осчастливили, — кланялась торговка, по-китайски прижимая к груди кулачки.
Они зашагали прочь, Иштван восхищенно разглядывал добычу, тяжелые, сонно улыбающиеся губы, снисходительный взгляд каменных глаз, безукоризненно обозначенные линии подхваченных в узел волос. Царапины только подчеркивали очарование старинной скульптуры. Он бережно провел по ним кончиками пальцев, словно эти ссадины могли вспыхнуть болью. Сверху, с дерева, на камень упала капля, прокатилась по тесаной щеке, как слеза, оставляя влажный след. Очень красивая голова. Он ощутил внезапную благодарность к Чандре, который негромко и певуче продолжал свою речь.
— Вы же дитя, да и только, вы умеете тешиться любому пустяку… Не возьму я у вас две рупии, даже не думайте. Это мне должно быть стыдно, что набрался смелости преподнести такую безделицу.
— Чары, которыми дышит этот обломок, бесценны, вы же это прекрасно знаете.
— Наверняка какой-нибудь пастух сыскал храм и сокрушил фриз, — рассудил Чандра. — Зацепил ломом, ухо попортил. Отломил голову, она упала с высоты нескольких этажей, пока падала, задевала за стену. Носу досталось. Ручаюсь, торговка за нее тоже гроша не заплатила, просто взяла в придачу, оказала милость. Мне бы и в голову не пришло купить такую вещь. Зачем? Чтобы у меня перед глазами маячила голова, которая старше меня на несколько веков и останется здесь, когда меня уже не будет и мой пепел смешается с илом Ганга…
— Но вы, же верующий… Вам это должно послужить утешением, — Иштван окинул адвоката удивленным взглядом.