Каменные скрижали

— Однако ты порядочный негодяй, понимаешь? — крикнул Тереи. Секретарь улыбнулся, словно услышал комплимент.

— Хочешь воевать со мной? — Ференц выпустил струю дыма. — Товарищ Тереи, подумайте, у вас нет шансов, проиграете. Ну, а я вам предлагаю мир.

Иштван выбежал из кабинета, хлопнув дверью. Он вызвал курьера и сказал, что тот может взять оставшиеся пять бутылок виски.

— Ох, господин советник. Это слишком много. Я просил одну, ведь солнце человека за день так высушит, что вечером грех не выпить.

— Не хотите — отдайте Гупте, когда он здесь появится, — возмутился советник.

— Э, не такой уж я дурак, чтобы отдавать. Дал, так дал. У меня не пропадет. Большое спасибо, — курьер кланялся до самой двери. — И если вы вдруг передумаете, так пока что они будут храниться у меня… Ну, в крайнем случае, одна бутылка в неделю может разбиться.

— Ладно, идите.

— Сегодня все раздражены. Так ведь в Венгрии вроде полегче стало, а Ракошине ваш и не мой родственник. Чего его жалеть?

Оставшись один, Иштван начал делать пометки, отвечать на письма делийских учреждений. Его угнетало чувство бессилия. Попался, надо иметь смелость в этом признаться. За глупость придется платить. Он слышал, как Ференц прошел по коридору, задержался перед его дверью, постоял, потом пошел дальше. Знакомым басом загудел мотор в большой машине посла. Через окно была видна фигура, сидящая на заднем сиденье. Значит, они не вместе поехали — подумал Тереи с облегчением. Стоит только подсчитать, сделать выписку из легкомысленно подписанных бланков, чтобы в докладе министерству появились доказательства того, что советник спекулирует импортным виски, используя дипломатическое удостоверение, освобождающее от пошлины. «Этот вид незаконных заработков не приличествует дипломату и может вызвать недовольство индийской стороны. Решение оставляем…». Или еще более простое обвинение: «Советник Тереи спился, о чем свидетельствует приложенный перечень его заказов на алкогольные напитки, за последние месяцы они составляли три четверти его зарплаты… Мы считаем, что во избежание какого-нибудь скандала, следует…» Тогда они вспомнят, что он поэт, и старые чиновники только покачают головами: вот результат экспериментов с неподходящими кадрами, это ж надо — из поэта делать чиновника. А затем услужливо, со спокойной совестью, подсунут министру на подпись решение об отзыве из посольства. Снова накатило отчаянное желание увидеть Маргит. Страх, что он мог бы уехать из Индии, не увидев ее, свидетельствовал о силе этой скрываемой связи. Маргит, Маргит… У него не было никаких прав на нее, кроме тех, которые она предоставила ему благодаря своей щедрости. У него не было возможности в ближайшие две недели еще раз съездить в Агру. Он был готов унижаться, объяснять, умолять, только бы она его не отталкивала. Он глотал слюну, открывал рот, с трудом хватая липкий воздух — вернуть снова Маргит, ничего, ничего не надо, только держать ее в объятиях, дышать запахом ее волос, чувствовать тяжесть ее бедер, живота, грудей, теплое дыхание на обнаженной шее… Мысль об утрате наполняла его желчью. Это и в самом деле больно — ему так недоставало нежности.

Просмотрев последнее письмо, он выбежал к машине. Косматая зелень вьющихся растений колыхалась, здание посольства, казалось, дышало в дневном зное.

— Дядя Пишта, подожди, — услышал он полный отчаяния голос Михая. — Дядя, возьми меня с собой…

— Куда ты хочешь ехать?

— Все равно. Туда, куда и ты, — мальчик смотрел ему в глаза, тряхнув челкой льняных волос.

Тереи отгадал мечту ребенка и, не колеблясь, заявил;

— Я еду далеко… Тебе скажу, но только ты меня не выдавай.

— Не выдам. Честное слово, — поклялся мальчик, щуря глаза. Советник нагнулся и шепнул ему на ухо:

— За мороженым.

Михай не поверил, он смущенно улыбался.

— Ты всегда, дядя Пишта, шутишь.

— Нет. Я боялся, что тебе не хочется мороженого. Вместо ответа тот сел в машину.

Они ехали по шоссе, на котором теплые порывы ветра поднимали столбы пыли, состоящей из сухих, опавших цветов.

Перед ними открылась широкая перспектива аллеи Победы с Каменной Аркой, они неслись в пространстве, полном света.

Под деревьями с сочными, одичавшими листьями стояло причудливое строение, прикрытое вздымающимся голубым шатром. По виду оно напоминало огромный ушат. Оттуда доносился похожий на рычание разъяренного тигра рев мотора, двигатель работал на все более усиливающихся оборотах, подвывая от напряжения. Как незакрепленные балки моста дрожали, толстые доски под пролетающим мотоциклом.

— Ты тут бывал, дядя Пишта?

— Нет.

— А я был. Он велел меня впускать. Его жена сидит так каждый день и молится царю обезьян, чтобы все было хорошо.

— О ком ты говоришь?

— О Кришане, — сказал обиженно мальчик. — Он — всадник смерти. Ездит так, — Михай покрутил рукой, — что страшно смотреть… Когда Кришан проезжает близко, все приседают за барьером и становится больно ушам.

— Смельчак.

— Кришан говорит, что любит так ездить. Иногда он лежит на траве и курит сигарету, а я бегу в кассу узнать, сколько продали билетов, если пятьдесят, то ему надо устраивать показ.