Каменный пояс, 1985

А тем временем 2-я Гвардейская армия (ею снова стал командовать Яков Григорьевич Крейзер) продолжала свой железный марш, теперь уже — на Новочеркасск и Ростов. Корпус Чанчибадзе освободил Ольгинскую, седьмого февраля переправился через Дон и подошел к реке Аксай. Тринадцатого гвардейцы полностью очистили от врага Новочеркасск, прекрасный город, основанный в 1805 году как центр донского казачества. А еще через день красный флаг взвился над Ростовом. Для меня это был двойной праздник: Ростов-на-Дону — моя родина.

В канун наступления я попросился на один из танков — и на его броне добрался до городских окраин. Правда, меня основательно потрепало взрывом бомбы, но все беды отступали перед счастьем победы. После войны я написал небольшую повесть «Приговорен к расстрелу», где описаны эти памятные мне события.

Пятнадцатого февраля моя газета перебралась в Новочеркасск, и я хмельно бродил в свободное время по его солнечным теплым улицам.

Немцы отводили свои обмороженные и потрепанные войска за реку Миус, на которой подготовили мощную оборону. Особенно прочно укрепили они правый берег. Густая сеть траншей и ходов сообщения, сотни блиндажей, окопы, дзоты, противотанковые и противопехотные препятствия, минные поля и рвы буквально избороздили обрывистые берега.

Восемнадцатого февраля на эту реку вышла 2-я Гвардейская армия. Ей предстояло совершить очередной подвиг, прорвав «Миус-фронт» (так называли немцы свою оборону на Миусе).

Началась оттепель, раскисли дороги. Помните прекрасную песню Ильи Френкеля и Модеста Табачникова «Давай закурим!»:

Дует теплый ветер. Развезло дороги,
И на Южном фронте оттепель опять…

Но войну не остановишь, и наши дивизии подтягивали силы для удара.

Потом мы дрались на реке Миус, и Гвардейские полки Александра Дмитриевича Епанчина и Дмитрия Васильевича Казака двадцать четыре раза ходили в штыковые атаки, — уже не было патронов. И смерть ломалась об их штыки потому, что она отступает перед храбрыми.

Командиры 88-го и 91-го стрелковых полков 33-й Гвардейской дивизии Казак и Епанчин казались мне олицетворением мужской красоты, ибо безмерна была храбрость их ума в положении, из которого, видимо, не было выхода. Я благодарно любил их, и мы сфотографировались вместе в тот день, когда им вручили Звезды Героев Советского Союза.

В очерке «Мастерство героя», напечатанном газетой «В атаку!» двадцатого апреля 1943 года, сказано:

«Мы пробирались к командиру Александру Дмитриевичу Епанчину, ожидая увидеть сурового седого старика, провоевавшего всю свою жизнь и узнавшего все солдатские тайны, но увидели сравнительно молодого человека, по-молодому кипучего, с проницательными черными глазами».

В конце очерка повторялась та же мысль:

«Мы уходили из подразделения узкой балкой, куда не залетали осколки, и нам все еще казалось, что мы виделись с суровым седым полковником, провоевавшим всю свою жизнь, узнавшим все солдатские тайны и главную из них — тайну вождения войск».

Дай бог, как говорится, чтобы их жизни не сожгла война, и они увидели сияние Победы над Красной площадью Москвы.

Когда-нибудь я расскажу вам подробно об этих людях, ибо кроме очерков «Мастерство Героя» и «Мужество ума», напечатанных в 1943 году, сохранились подробные записи о них в блокноте.

Прошло сорок с лишним лет после публикации очерков, и вот нечаянная радость: второго января 1985 года «Челябинский рабочий» поместил рекламу фильма «Маршал Жуков. Страницы биографии». После перечисления авторов сказано:

«Военный консультант — Герой Советского Союза генерал-лейтенант А. Д. Епанчин».

Слава богу, жив Александр Дмитриевич! А Д. В. Казак? О нем пока у меня никаких сведений нет.

Я с охотой поведаю вам о безбрежной отваге гвардии лейтенанта Сергея Година. Стрелки́ прозвали его «Веселым ангелом», наверное, потому, что у бога войны — артиллерии — он был одним из самых веселых и работящих сыновей.

Следовало бы вспомнить старшину одной из рот Амира Байрам-Дурдыева, который кормил солдат из термосов, издырявленных немецкими пулями, — так трудно было доставлять пищу в окопы взводов.

Дерзкое мужество женщины

Пока же расскажу вам лишь об одной истории, случившейся еще до выхода на Миус, ибо там была моя вина и я не теряю надежды ее исправить, конечно же, с помощью читателей.

Штаб армии и редакция находились тогда в станице Куйбышевской, или Куйбышево, если я верно запомнил название.