— Оно вообще не нужно, — мой добрый доктор потрепал меня по волосам. — Я заметил, как кое-кто взял мои ключи от шкафа с лекарствами. А потом нашел записи, где были выписаны яды. На всякий случай я подменил их на настойку мела.
Я жгуче покраснела.
— В конце концов, я сам был так глуп, что рассказал Камилле о ядах, — пояснил доктор оцепеневшей баронессе. — Мне не хотелось, чтобы она брала на себя грех, и рассказал об этом господину Гренцеру, который очень интересовался моей девочкой гробовщика, — он кивнул на моего безымянного знакомца. Тот не терял времени и связывал Штауфелю руки. Убийца уже не сопротивлялся и покорно позволял ему делать все, что тому вздумается.
Йоханнес протянул моей госпоже платок, но она точно не заметила его жеста, и он стер с ее подбородка и губ кровь сам и заставил наклонить голову вниз, чтобы баронесса ненароком не задохнулась. Я кое-как поднялась, отдышавшись, и села на край кровати.
— Как вы узнали, где мы? — хмуро спросила моя госпожа сквозь зубы, пока доктор осматривал ее запястье.
— Люди господина Гренцера следили за Камиллой, — ответил Йоханнес. Он сосредоточенно огляделся, видимо, желал найти что-нибудь, что могло помочь закрепить кость. — Боюсь, вам придется прекратить играть на музыкальных инструментах на какое-то время, баронесса. Я восхищаюсь вашей решительностью и смелостью, но не могу не осудить и вас, и Камиллу.
— Глупость это была, — неожиданно подал голос господин Гренцер. — Вашей девице стоило бы пойти ко мне, как я просил, и рассказать все честно, что она знает, и тогда бы обошлось без лишних жертв и шума.
— А куда вы его ведете? — все обернулись ко мне, когда я задала тот вопрос, что больше всего волновал меня самое, и даже Штауфель взглянул со слабым интересом.
— Один мой друг, — буднично сказал таинственный господин Гренцер, — очень богатый и влиятельный человек, хочет побеседовать с этим юным господином с глазу на глаз. Юный господин кое-что сделал, чего делать не следовало, благодаря своим милым привычкам. Кстати, баронесса, думаю, вам очень повезло. Вы бы стали одной из тех девиц, которые отправились на небеса от его рук. И уверен, в ближайшее время. Может быть, даже сегодня.
— Ничего подобного, — Штауфель затряс головой. — Это все ложь. Мои друзья отомстят за меня. Бог за меня отомстит. Я ничего не делал. Вы ошибаетесь.
— Он будет наказан? — настойчиво уточнила я, и господин Гренцер очень внимательно на меня посмотрел и еле заметно кивнул.
— Какая неожиданная кровожадность у моей маленькой служанки, — совсем тихо сказала баронесса. — Иди сюда, Камила.
Я послушалась и подошла к ней, стараясь не проходить близко с убийцей. Она обняла меня за плечи здоровой рукой и прижала к себе.
— Прости меня, — с трудом проговорила она. — Я использовала тебя.
Слышать от нее извинения было непривычно, и это был, наверное, первый раз, когда баронесса просила прощения.
— Если бы я не хотела этого сама, я бы не пошла с вами.
Скрипнула дверь. Мы обернулись и увидели, что остались наедине с доктором; господин Гренцер, по обыкновению, исчез, не обронив ни слова на прощание. Мне не верилось, что все кончилось, что никто из тех, кто не должен был умереть, не умер, но почему-то я не чувствовала ни радости, ни свободы.
Я помогла баронессе сесть на кровать. Она, кажется, чувствовала то же, что и я, — опустошение, и на ее лице, напоминавшем маску из-за стертой краски и крови на губах и подбородке, отражалась усталость. Моя госпожа переменилась, все пережитое оставило на ней отпечаток, и хоть она была еще так молода, опытная старость уже коснулась ее.
— Мне надо чуть-чуть передохнуть, прежде чем идти домой, — вяло заметила она. — Вы так хитры, доктор-не-знаю-вашего-имени. Может, придумаете что-нибудь для моих родителей? Хотя больше всего мне хочется выложить им правду. Пусть они ссылают меня в глушь, за границу, куда хотят, чтобы скрыть свой позор…
— Мое имя — Йоханнес Кризостомус Мельсбах. — мой добрый доктор был, как всегда, учтив, несмотря на погром вокруг и минувшие страшные события. — Мне странно видеть, что такая умная и сильная девушка неожиданно отчаялась, баронесса. Самое страшное уже позади.
— Нет, — она наконец-то улыбнулась. — Вы — мужчина, и вам не понять, что страшно не встретиться лицом к лицу с опасностью, от которой кипит кровь. Страшно жить, как ни в чем не бывало, и знать, что истекает время. Я предпочитаю рубить все сразу, но здесь я бессильна. Даже вы успели подменить яд, а я хотела избавиться, если не от всех бед, то хотя бы от одной. Помните? — моя госпожа с выражением произнесла длинную фразу на латыни, и Йоханнес кивнул.