Камила

Якуб так спокойно об этом говорил, что мне стало печально. Если хозяин привел его в веселый дом, не стоило интересоваться, что ему пришлось пережить.

— Но я скучаю по отцу, — добавил он грустно. — И по маме.

— Как звали твоего отца? — я отложила гребень и завязала его волосы в хвост.

— Эрнст-Фридрих.

Кажется, фамилию спрашивать было бесполезно.

- А тебе нравилось то, что ты делал у своего… хозяина? – осторожно спросила я.

Он передернулся, и такое отвращение заплескалось у него в глазах, что я крепко обняла Якуба, хотя ему это вовсе не понравилось, и он уперся кулаками мне в плечо.

— Не отвечай, — попросила я тихо. — Тебе… не придется возвращаться.

— Мне некуда больше. Он одевал меня и кормил.

Я вздохнула. Как его оставить на произвол судьбы, этого глупого птенца?

— Пока побудешь здесь, но веди себя тихо. Не след никому знать о тебе.

Он засопел и высвободился из моих рук.

— Здесь скучно одному.

— Но ты же хочешь домой? Я придумаю, как быть. Может быть, мы вместе убежим, — при этих словах меня словно окатило горячей водой. В этом доме — плохо, но неизвестность может оказаться гораздо хуже.

— Ты же девчонка и служанка, — с пренебрежением отозвался Якуб. — Всем известно, они — трусихи. Куда им убегать!

— Дурак, — огрызнулась я, и его маленький кулак пребольно вонзился мне в бок, чуть не сломав деревянные планки корсета.

— Сама такая!

Я отвернулась от него и задумалась. Наверное, стоит рассказать все Ари; она сама рассказывала про того юношу, что он из хорошей семьи, и готов ради нее на многое. Может быть, когда они уйдут, они смогут взять с собой и Якуба? Меня она обещала выкупить, но я еще потерплю: и доктора, и госпожу Рот. А за Якуба щедро заплатят, если он не наврал про отца и про леопарда. Но Аранка становится слишком болтливой, когда выпьет. Не расскажет ли она кому про очередной секрет этого дома?

Я покосилась на Якуба. «Секрет этого дома» принял оскорбленный вид и так смешно хмурил тонкие брови, смутно похожий надменным выражением лица на канцлера императрицы, чьи портреты иногда попадались в газетах, что я опять заулыбалась.

К наступлению ночи мой голос осип и сел. Никогда еще мне не приходилось столько говорить, рассказывая вполголоса сказки, которых требовал от меня неугомонный гость, постоянно заинтересовывать его, чтобы он сидел на одном месте и не пытался бегать по чердаку. Здесь мне помогли истории, до которых я была большой охотницей: о чертях и благородных разбойниках, о королях и королевах старых времен, о горных карлах и прекрасных девицах. Я рассказала ему про юные годы Давида и про четырех юношей в огненной печи (Якуб был восхищен), про Самсона и Далилу (Якуб с пренебрежением отозвался о девчонках), про дружбу Давида и царского сына Ионафана (эта библейская притча понравилась ему больше всего). Все истории из книг, что приходили мне на память, заканчивались хорошо, и я думала, будто сочиняли их люди умные, опытные; значит, и в жизни все будет хорошо. Рано или поздно Бог увидит, как мы страдаем, и вознаградит нас. В конце концов, Якуб задремал, положив голову ко мне на колени, и я укрыла его своей широкой льняной косынкой, чутко прислушиваясь к звукам снизу, и заметила, как заснула сама.

Глава седьмая

Под утро я проснулась от холода и неудобной позы. Запрокинутую шею ломило, плечи грозили отвалиться, а ноги затекли, потому что даже во сне я боялась пошевелиться, чтобы не разбудить Якуба. Утренний бледный свет сочился из окна, и лицо у мальчишки было таким безмятежным, что мне жалко стало его будить. Я осторожно перенесла его на худой матрас, и он, не просыпаясь, закутался в покрывало, став похожим на большого червяка. Я немного посидела над ним, прислушиваясь к ровному дыханию, и пошла вниз умываться.

Свет на крутую лестницу попадал лишь из подслеповатого окошка, и потому я не сразу заметила, что на ступенях кто-то сидит. Я ойкнула, когда наступила на мягкую ткань, и голос Аранки в рассветных сумерках прошипел снизу «Тссс». Она обняла меня за талию и усадила рядом с собой — от нее пахло вином, духами, пудрой и потом: запах притягательный и отвратительный одновременно.

— Что случилось? — шепотом спросила я. Вместо ответа подруга прижала меня к себе, и я чувствовала, как бьется ее сердце под легкой рубашкой.

— Меня тошнит, — пробормотала она мне в волосы. — Никогда это все не закончится. Я принесла тебе подарок, козочка.

Она насильно всунула в мою руку полотняный тяжелый сверток. Если судить по весу, в нем были деньги и немало.

— Каждая монета оплачена моей спиной и задницей, — почти весело сказала Аранка. — Как я покажусь гостям на этой неделе? Старуха меня съест заживо.

— Так отдай ей эти деньги, — робко посоветовала я, но Ари сухо рассмеялась, как будто горох протрещал в банке.

— Она жадная, как голодная кошка. Думаешь, ее можно задобрить? Нет уж, положи ей палец в рот, и она откусит все пять, и потребует добавки.

Я обняла ее. Под пальцами я почувствовала что-то мокрое, и под косынкой на плечах я нащупала длинный вспухший след, как от плети.