— Тебе надо поспать, — несмело предложила я. — Хочешь, я провожу тебя?
— Я не хочу спать, — равнодушно сказала она. — Мне так больно, Камильхен… Я пила, чтобы заглушить боль, пила и смеялась, но теперь все лезет обратно.
— Как же ты сидишь? — я отдернула руку, мне не хотелось, чтобы ей было больно. Если б я только могла забрать у нее часть страданий!..
— А в душе больней, козочка, — просто отвечала она. — Даже вино не помогает. Я хотела тебя увидеть, Ками. С тобой легче.
Я промолчала. Мне было приятно слышать ее слова, но сердце у меня разрывалось. И Якуб, еще был Якуб, которого тоже надо было спасать. Она молчала тоже, чуть раскачиваясь на ступенях.
— Может быть… — нерешительно предположила я и выпалила, как на духу: — Если придет твой жених, то он, может, увидит, как тебя мучают, и заберет с собой?
— Вряд ли.
— Но почему?
— Потому что он вовсе мне не жених, – с ожесточением произнесла она. — Кто он и кто я? Он развлекается с красивой шлюхой, вот и все.
— Но ведь ты любишь его.
— Не знаю.
«А меня?» Этот вопрос вертелся у меня на языке, но я не посмела его задать. Вместо этого я сказала вот что:
— Главное, чтобы он спас тебя. Потом можно думать дальше.
— Моя маленькая серьезная козочка, — пропела Аранка мне на ухо. — У тебя все так просто!..
— Скажи, — я почти не обиделась на ее слова, — а если бы ты случайно встретила несчастного человека, ты бы помогла ему? Ну если он совсем беспомощный и без тебя пропадет?
— Нет, — после долгого раздумья ответила она. — Что мне до этого человека! Никому, кроме тебя, Камильхен, нет до меня дела. Вот и мне нет дела ни до кого, кроме тебя.
Я потерлась носом о ее плечо. Мне хотелось сказать ей что-то важное, то, что услышать ей будет нужней всего, но я не знала что, да и говорить толком не умела.
— Перевязать тебя? — робко предложила я, но она покачала головой и вытерла пальцами глаза.
— Я уже, — Ари погладила меня по голове и продолжила с неожиданной злобой. — Этот-то подлец, — она назвала его гораздо хуже, и я зажмурилась от такого ругательства, — когда увидел, что наделал, перепугался, даже на человека стал похож. Ты бы видела его глаза! Они чуть не выкатились из орбит! Думаю, был бы в руке у него нож, он бы мне и горло перерезал, пока имел меня. Сказал, что еще раз придет, после того, как взял с меня обещание никому не говорить о том, что он делал. Только мне кажется, он чересчур мало дал денег.
Я крепко прижала сверток к себе; он словно жег пальцы.
— Не ходи к нему больше, — мой голос дрожал. Нечего было и думать, чтобы рассказывать ей о своей беде. Да и разве это беда?
— Посмотрим, — глухо ответила она.
Как я ни старалась, мне не удалось утешить ее в то утро. Аранка вскоре ушла, а я вернулась назад, в свою комнату, чтобы пересчитать и спрятать деньги. Подруга была не права, монет в свертке лежало немало, если мерять их хлебом и вином: несколько гульденов и немного серебра. Я в жизни не держала столько в руках! Но на золото не купишь пилюль от душевной боли, наоборот. За золото меня продали дважды, украли Якуба, умерла Мария, страдает Ари, но стал ли кто счастлив? Даже мадам не была счастлива, хоть и могла сытно есть, и сладко спать, и выбирать любовников по своему хотению. Я положила деньги в коробочку из-под леденцов; к счастью, Якуб не проснулся. Мой чердак постепенно превращался в склад, чересчур много было на нем спрятано. Мне это не нравилось. Чем больше тайн, тем легче им выйти наружу.
После обеда меня позвала к себе мадам. Я не знала, зачем понадобилась ей, и целый ворох догадок рассыпался передо мной: бери любую. Покарать или похвалить? Выгнать или поощрить? Я привела себя в порядок, прежде чем идти к хозяйке, умылась и поправила чепчик, и кухарка заодно поручила мне отнести госпоже поднос с кофе и пирожными. Мелкими шажками я зашла в гостиную, поставила поднос на столик и сделала книксен.
Госпожа была не одна. Рядом с ней на диване сидел капитан стражи, и судя по ее обольстительным взглядам в его сторону, он пришел с неприятным разговором. Я уставилась на его щеку, на которой вокруг одного большого шрама темнели мелкие, как от дроби, и капитан ответил мне тяжелым взглядом оловянных глаз. Он был одет в неприметный черный мундир, обсыпанный на плечах пудрой.
— Вот та девочка, которая нашла тело несчастного, — колокольчиком прозвенел голос мадам, и она кокетливо нагнулась к принесенному подносу. — Уверена, она расскажет все, что знает.
Шпоры на сапогах звякнули, когда он переменил позу. Госпожа подавала мне знаки подойти ближе, но я стояла столбом, не в силах сдвинуться с места. Под взглядом капитана мне хотелось спрятать лицо и руки, но я не смела суетиться, чтобы он не подумал, будто я что-то скрываю.
— Не молчи же! — в нетерпении воскликнула мадам, когда тишина затянулась. Она дернула плечом и гневно взглянула на меня, и мне показалось, что в глубине госпожа боялась. Совсем другим, кротким и виноватым голосом она обратилась к гостю: — Она не слишком развита, капитан. Вы понимаете, все мои девочки… — она так красноречиво промолчала, что я покраснела и опустила голову.