Камила

Мы спустились вниз по крутой лестнице. Здесь, за решеткой, я сразу увидела Ганса — его приковали к стене, как и остальных, и он неподвижно глядел в одну точку, пока его соседи ругались из-за азартной игры. Он не заметил меня, пока я не подошла и не прижалась к железным прутьям, и только тогда вздрогнул. Нос у него был сломан, и кровавая корка тянулась от левой ноздри к углу рта — ничего не осталось от той гладкой красоты, которую так ценили служанки. Кривой окликнул его, и нехотя, гремя цепью, он подошел к решетке.

— Зачем явилась? — спросил Ганс тихо. Его дыхание было спокойным, точно мы были не в тюрьме. Странно, запах лошадей так и не выветрился из его одежды, но сейчас он не казался мне поганым.

— Не хочу, чтобы тебя вешали.

Он впервые взглянул мне в глаза, как будто искал в них ответа на незаданный вопрос. Я выдержала его взгляд.

— Похвальное желание.

— Я принесла поесть.

— Не стоило заботы.

Руки у меня дрожали, пока я открывала сумку, и мне пришлось опуститься на колени, чтобы не уронить свертки с едой.

— Вот, возьми.

— Мне скоро помирать, — он не взял из моих рук ни хлеба, ни мяса. — К чему мне разносолы?

— Можешь отдать их другим. Иначе я выкину их по дороге.

Ганс усмехнулся, и повисло неловкое молчание. Стражник позади громко зевнул.

— Ты ведь не делал этого?

— Какая разница? Что изменится, если я скажу «нет»?

— Все изменится, - мне было трудно говорить, в горле точно застрял волосяной ком. — Если ты невиновен, я могу сказать, что мы были в ту ночь вместе. А еще… Я догадываюсь, кто убийца, и скажу об этом судье. Сегодня. Сейчас.

Он протянул руку и взял меня за подбородок.

— Кто ты такая, Камила? -- Ганс повернул мое лицо направо, а затем налево. -- Ты водила меня за нос. Подстроила мой уход. А теперь являешься, будто ангел, и обещаешь спасение. Зачем тебе это нужно?

Я пожала плечами.

— Не знаю. Ты не заслужил смерти.

— Хотел бы я никогда тебя не встречать, — невпопад ответил он и отнял руку. — Как ты появилась здесь, вся моя жизнь пошла псу под хвост.

— Я все равно пойду к судье.

— Иди, — почти благодушно согласился Ганс.

Мы опять замолчали. Я не знала, что ответить ему; он будто уже распрощался с жизнью. Стражник незаметно подошел сзади и ловко поднял меня с колен.

— Ладно, девка, помиловались и хватит. Если тебя кто застанет здесь — нам всем не поздоровится.

Я повернулась к нему, но сказать ничего не смогла. Мне хотелось плакать от бессилия. Свертки с едой я оставила у решетки, и когда я оглянулась у лестницы, то увидела, как полубезумная грязная старуха жадно их потрошит, протягивая костлявые руки сквозь прутья. Стражник проводил меня до дверей, и только на нагретой солнцем брусчатке я поняла, что сильно замерзла.

— Мой тебе совет: держись от тюрьмы подальше, — напутствовал меня кривой. — Здесь уже все конченые. Что арестанты, что родичи их, что мы…

Он стянул с головы шляпу и парик, обнажив лысину, и вытер пот льняным платком. Без парика стражник переменился, и я увидела, что он уже почти старик – ему было не меньше тридцати, а то и сорока.

— Иди-иди, — кивнул он мне. — Но, если не послушаешь и вдруг захочешь передать что своему висельнику, спроси одноглазого Гинце.

Я кивнула. Стражник вытряхнул парик на дорогу и затворил за мной дверь.

За воротами на улице кипела жизнь: требовательный рожок то и дело призывал уступить дорогу карете; служанки болтали перед домом, опершись на метлы; осел тащил тележку, и ее хозяин шагал рядом, подозрительно оглядываясь на любого, кто показывался рядом; мальчишки стайкой толпились около немолодого, усталого бродяги — через плечо у него был перекинут кожаный ремень, на котором висел волшебный ящик. Если спрятаться под темной тканью, сладко пахнущей деревом и льняным маслом, и заглянуть в просверленную дырку, то можно увидеть чудесный пейзаж с дамами и кавалерами, или поле боя, по которому мчатся всадники и ружейный дым поднимается над холмами, или сценку из императорского дворца, — хитрое чудо словно переносило тебя внутрь ящика, и можно было разглядеть мельчайшие детали. Я шла, как во сне, бездумно подмечая окружающее, сталкивалась с прохожими, бормотала слова извинения, и мне казалось, что вокруг точно сгустилась туча, которая надежно отделяла меня от остального мира.

Дом судьи я не нашла сразу и вначале долго плутала по богатому кварталу, пока надо мной наконец не сжалился привратник одного из домов и не пояснил, куда идти. Я долго колебалась, прежде чем постучать в парадную дверь; страх поселился за грудиной, и комок в горле тревожно сжимался каждый раз, когда я думала, что скажу судье. Наконец я решилась, и мне отворила миловидная служанка с ямочками на щеках. Она удивленно на меня взглянула, а я смотрела на нее, не решаясь заговорить.

— Мне нужно увидеть господина судью, — наконец прервала я молчание. — Это по важному делу.

— Господин судья только что ушел отдыхать после обеда. Если ты… вы, — она поправилась, когда рассмотрела мое платье — скромное, но не из дешевых, как и положено служанке в хорошем доме, — с важными вестями, то можете сходить к его помощнику.

Я покачала головой.