Камила

— Не след вам сейчас говорить о политике, почтенный отец, - вмешался его сын. – Это разговор долгий, и, как вы знаете сами, нелегкий. Простите, что смею вам указывать, но вначале надо разобраться с девкой.

Барон неразборчиво проворчал себе под нос, уткнувшись в кружку, и судья торжественно кивнул, поправляя манжету кружевной рубашки.

— Уверен, что девица поступила свойственно ее низкому происхождению, воспитанию и женскому уму, — заметил он. — Я не стал заключать ее в тюрьму. Мне доводилось видеть немало глупых девиц, которые клеветали, чтобы спасти возлюбленных. Или осудить тех, кто их бросил. Не думаю, что случай этот отличается от прежних.

— Вы совершенно правы, почтенный, — опять подал голос брат моей госпожи. — Эта девка хвостом ходила за моим другом, чье имя она осмелилась извалять в грязи. Но мы предпочитаем служанок пофигуристей и миловидней. Этого она не могла стерпеть. Моего конюха она тоже водила за нос, я знаю это. Мне пришлось его пороть из-за нее. Он плохо чистил мне коня. Что же до моего друга — я готов отдать всю свою кровь за него. Эберхардт смел и благороден, обвинять его в том, что он — жестокий убийца-оборотень, это… — Карл-Йозеф не нашел нужного слово и оскорбленно выпрямился. — Зачем бы Эберхардту брать девицу силой и убивать? — после паузы поинтересовался он. — Простите мою прямоту, господин судья, но любая по доброй воле пойдет за моим другом куда угодно, стоит только поманить.

— А что скажет сам господин Штауфель?

— Мой друг так рьяно защищает меня, — когда тот заговорил, я вздрогнула от его глухого бесстрастного голоса, — что мне, право же, нечего добавить. Я не видел прежде этой служанки, и не знаю, отчего она воспылала ко мне такой ненавистью. Припоминаю, о каком убийстве она твердит. Год назад, когда я был в Буде, я захаживал в один веселый дом, к девкам, — Штауфель опустил глаза, будто ему было неудобно об этом рассказывать, и я заметила, как брат моей госпожи с интересом на меня посмотрел. — Одна из них, вероятно, обокрала гостя, и, говорят, он в ярости убил ее. Или кто-то из ее завистливых товарок, не знаю. Как не знаю и того, какое отношение это имеет ко мне, господа.

Меня затрясло, когда он сказал об этом. Я хотела крикнуть, что Аранка ничего не крала, но вовремя одумалась, только сильно сжала кулаки.

— Откуда ей известна эта история? — неожиданно спросил барон, указав на меня кружкой. — Разве она была в Буде? Жена говорила, будто она жила в Вене вместе с теткой.

— Лучше спросить у самой девицы, барон, — отозвался судья. От него не укрылось мое волнение, если судить по его острому взгляду. — Ты говорила, что была тогда в Буде, верно?

Я кивнула и выдавила из себя тихое: «Да, господин судья».

— Что ты делала в Буде? С кем ты жила?

— У… опекунши, — я не знала, как назвать мадам, и от отчаяния выпалила первое, что пришло на ум.

— Как ее звали и чем она занималась?

Судья холодно глядел на меня. Молчание затягивалось, потому что я не могла сказать правды, а лгать не поворачивался язык.

— Торговлей… — наконец выдавила я.

— У нее была лавка?

Я покачала головой.

— Чем она торговала?.. Где была ее лавка? Отвечай же!

Они все уставились на меня, и мне захотелось раствориться в воздухе.

— Дайте ее мне, - проворчал барон фон Эхт. Грузный, как медведь, он сжал кружку в кулаке, и она поменяла форму. — Я вытрясу из нее правду!

— Подождите, друг мой. Она боится отвечать. Что ж, это закономерно: тот, кто лжет, тот бежит от истины, как черт от ладана. Но мы еще не на суде, поэтому ты, девица, можешь воспользоваться этим.

— Она так растерялась, точно сама была в том доме, — ровно вставил Штауфель. Он вспомнил меня, я была готова в этом поклясться, и теперь расставил мне ловушку. — Иначе бы зачем ей запираться, если совесть чиста?

— Это мысль, — судья обернулся было к нему, но тут же вернулся ко мне. — Ты жила в том доме?

Я обреченно кивнула. У меня не было сил возражать.

— Шлюха у меня в служанках! У моей невинной дочери! Не потерплю! — взревел барон. Он порывался вскочить, и, наверное, избил бы меня, но судья остановил его властным жестом.

— Ты продавала себя? — вкрадчиво спросил старик.

Я помотала головой. Своими вопросами они точно сорвали с меня одежду, и теперь мне некуда было спрятаться.

— Как так может быть, если ты там жила?

Я пожала плечами, но все-таки выдавила из себя.

— Я девственница, господин судья…

— Это не доказательство, — быстро вставил Карл-Йозеф. — Некоторые девки любят извращения и потому подставляют другие… Простите, отец, — он сник под тяжелым взглядом барона, которому вряд ли понравилась осведомленность сына.

— То есть, ты опять солгала, что была с конюхом? — судья не обратил внимания на сына барона. Он действительно был борзой, взял след моих слов и не желал отпускать его.

Я опять кивнула.

— Да, он сказал то же, — пробормотал себе под нос судья.

— Кинуть ее в тюрьму за поганый язык! — барон недовольно щелкнул пальцами, и сын долил ему вина, уронив несколько капель на стол. — Не терплю людишек, которые платят злом за добро.