Камни говорят

Вернувшись вскоре во двор, я взглянул на склон. Гнедой продолжал слоняться меж лошадей, перестав обнюхивать землю. Никогда ранее я не видел так явственно, что он дошел до крайней степени истощения и не выдерживает боли. Это поразило меня еще больше. У меня словно подкосились ноги. Я видел, что лошадям было безразлично состояние своего измученного болезнью товарища, они жизнерадостно щипали траву и не смотрели на Гнедого.

День приближался к завершению, а солнце ушло на запад в три часа дня. Солнечный свет был необычайно красив, как ему и полагается быть, когда кто-то покидает наш мир. Я постоянно ходил между бадстовой и двором, откуда посматривал на Гнедого, и обратно. Картина не менялась, пока я в конечном итоге не увидел, как конь отошел от других лошадей и еле-еле побрел вниз по склону. Куда это он направился? Гнедой не идет ни на юг, ни в Хали, ни к своей конюшне. Он плетется, пошатываясь, на юго-запад, медленно продвигаясь шаг за шагом вниз по пастбищу Ламбхайи, а потом по восточной стороне холма Хаю-Балара и оттуда в ложбинку Гломпа, на вид крайне истощенный. Пройдя ложбинку, он поворачивает немного на восток, идет по краю обрыва и скрывается в низине к западу от хутора Герди. Я вижу, как его кости выделяются под кожей на фоне Лагуны, когда он спускается со склона. Почему он туда пошел? Что ему понадобилось у Герди? Я раньше не замечал, чтобы он так себя вел. Возможно, коню полегчает, когда он выйдет из низины. Когда ты не видишь происходящего, то начинаешь домысливать события. Я не отрываясь смотрел и ждал, когда Гнедой вернется из ложбинки. Прошло какое-то время. Почему он не появляется? Туда побежали люди из Герди. Что произошло? Может быть, Гнедой споткнулся о кочку в низине и лежит там кверху копытами, а люди хотят помочь ему подняться?

Я ринулся вниз к месту событий. Гнедому, наверное, стало легче, хотя он и споткнулся о кочку. Когда я подбежал к западному краю низины, то увидел такую картину: конь неподвижно лежал, свернувшись клубком, на склоне с юго-западной стороны, положив голову на кочку в сторону востока, а над ним стояли много детей и взрослых и все они были растеряны. Я тут же понял, что все кончено.

Спустя мгновение я уже стоял над Гнедым. В словах не было необходимости, все вокруг молчали. Конь нашел здесь свой смертный одр. Я смотрел на него, не отрываясь. Его красивые глаза потухли, они больше не увидят меня. На меня нахлынула глубокая скорбь, моменты нашего совместного времяпрепровождения пролетели у меня перед глазами как наяву, и я прочувствовал их будто впервые. Я горько раскаивался из-за того, что порой бывал несправедлив по отношению к Гнедому. Однако я не расплакался. При всей своей скорби я нашел утешение в том, что его длительная и мучительная борьба наконец-то завершилась. И если душа Гнедого смертна, то он сейчас не помнит, как я порой плохо с ним обращался. А если она все-таки бессмертна, то он видит, как я страдал, смотря на его мучения, как искренне я его жалел, как часто умолял, чтобы его показали врачам, и как часто раскаивался, сожалея о своих проступках, потому что те, у кого есть бессмертная душа, знают после смерти все о живущих на земле. Это мне рассказала старая Оддни с Герди, которая была ясновидящей, а также самой мудрой женщиной в Исландии.

К нам спустились мой отец и дед Бенедихт. Отец почесал щеку и что-то пробормотал. Бенедихт говорил бодро, словно ничего и не произошло. Хотел бы я быть таким же жизнерадостным, как дед, думалось мне. После этого люди взяли наточенные ножи и начали сдирать с Гнедого шкуру, а потом вспороли ему живот. Мне показалось, что коню от этого должно быть очень больно. А когда живот открылся, перед нашими глазами предстала огромная опухоль, которая сразу лопнула. Я не помню, знали ли люди, что это был за нарыв, и тем более запамятовал, в каком это было органе или, может быть, даже в нескольких органах. Но я до сих пор отчетливо помню, как опухоль выглядела. Это был толстый желтый гнойник невообразимой величины. Ох, и настрадался бедняга Гнедой! В тот день между тремя часами дня и началом вечера я впервые так близко соприкоснулся с внутренними опухолями, и это знание с тех пор никогда меня не покидало.