КамТугеза

Прохор хорошо помнил это время. Казавшийся пару лет назад несокрушимым, Советский Союз неожиданно начал рушиться, как карточный домик. Куда‑то пропали самые простые продукты. Тот же портвейн, который делали из всяких отходов, сигареты, набитые гнилой соломой и даже вонючее хозяйственное мыло стало найти невозможно. Отец был сутками на работе и на вопросы отвечал неохотно. Единственный раз, когда Прохор поймал его утром дома и попытался узнать, что происходит в стране, тот ответил: «Восстанавливаем историческую справедливость, все должны знать свое место. Каждый сверчок знай свой шесток. Поймешь чуть попозже».

– Не помню, что это был  портвейн, но утром у меня голова совсем не болела. Я кормила белок и мечтала, о том, как мы с тобой на этой даче через много лет будем играть с внуками. Тогда мне казалось, что наши сегодняшние 55 лет – это дремучая старость.

– Тогда все казалось другим, – ответил Прохор.

– А потом родилась Лизка. Через год мы первый раз поехали в Париж. Это было весной 91‑го. Я влюбилась в этот город. Готова была все отдать, чтобы остаться там навсегда. У нас в стране были пустые полки, денег почти не было и мы ходили в парижские продуктовые магазины, чтобы просто посмотреть, чтобы понюхать. Помнишь, мы хотели купить тебе галстук? Долго выбирали, а потом передумали и купили бутылку вина, – Софья встала и подошла к окну, у которого сидел Прохор. Непроизвольно ей захотелось положить руки ему на плечи. Воспоминания напомнили ей о том времени, когда она только с ним связывала планы своей жизни. Даже в кошмаре ей не могло присниться, что она будет пытаться выпросить у него деньги для того, чтобы их отдать шантажирующему ее любовнику, который младше их дочери.

– И выпили эту бутылку из горлышка вечером на набережной, – продолжил за неё Прохор. – Мимо проплывали прогулочные кораблики, все в ярких огнях. Те, кто были на набережной, кричали, приветствуя их, а на кораблях кричали и хлопали в ответ.

– Я уронила туфельку в Сену, когда мы сидели, свесив ноги над водой, и ты сказал, что теперь какой‑нибудь местный принц будет меня искать. А я сказала, что ты мой принц.

Прохор тогда еще любил Софью. А она, танцуя, порхала по улицам, напевая куплеты Шарля Азнавура, и мечтала влюбить в себя всех французов. В Париже была мода на все советское: перестройка, гласность, Горбачев. Холеные французские ловеласы оглядывались, чуть не сворачивая свои гусиные шеи, и пускали слюни, глядя на неё. Наверное, им хотелось переспать с этой русской красавицей, чтобы отомстить за свой многолетний страх перед Советским Союзом. Столько лет они боялись, что советские танки окажутся на Елисейских полях раньше, чем они успеют вылезти из своих теплых кроватей и надеть военную форму. А теперь они решили, что победили и хотели получить положенные трофеи.

– Когда вернулись в Москву, я плакала. Вечером мы смотрели фильм с Джулией Робертс: она в магазине примеряла одно за другим роскошные платья. Я бы тогда руку отдала, чтобы оказаться на ее месте.

– В том фильме она играла дешевую проститутку.

– А потом рассыпался СССР и в 90‑х у тебя появились такие перспективы, о которых мы и не мечтали. Ты тогда попал в правительство. Как же было весело тогда. Почти на каждые выходные мы летали во Францию. У нас наконец‑то появились деньги. Все было чудесно. Помнишь, мы ночью занимались сексом  в Люксембургском саду и к нам пристал этот толстый противный охранник? Ты дал ему кучу франков. Когда он увидел сколько, то хотел нам показать тихое место, где нам будет удобно и говорил, что будет нас там охранять. Из Парижа мы ездили на море, а от моря мчались на машине в снежные Альпы. Нам казалось вот это и есть счастье.

– Как маленькие дети, которые нашли большой мешок с конфетами, спрятанный взрослыми на Новый год. И мы объедались этими конфетами и не думали о том, что будет завтра и что за все надо платить. Мы были детьми и придумывали себе дурацкие игры.

– Помнишь, как мы в Марселе? Ты пил три дня, а потом у тебя что‑то перемкнуло, и ты решил, что нужно освободить из тюрьмы замка Иф всех пленников, которых там, конечно, никогда не было. Мы хотели высадиться на берег и разбили о камни арендованную яхту.

– Нас тогда чудом спасли рыбаки.

– Ты еще кричал, что ты внук Эдмона Дантеса и твоя фамилия Монте‑Кристо.

– Полиция почти поверила.

– Мы так сорили деньгами, что они подумали, что ты действительно нашел сокровища.