Монастырь был давно закрыт. Часть зданий развалилась. Неплохо сохранились лишь большая церковь Благовещенья и трапезная, в которой при советской власти был клуб с библиотекой. Внутри на стенах еще висели портреты членов Политбюро ЦК КПСС и стоял на фанерной подставке бюст Ленина. Но время сделало свое: под обвалившейся во многих местах штукатуркой появилась церковная роспись с ликами апостолов.
Великолепный образец ростовской архитектуры – собор Рождества Богородицы стоял без крыши и без шатрового купола. Небольшой колхозный гараж из красного кирпича за храмом тоже начал разваливаться. Ворот уже не было. В смотровой яме, заполненной водой, плавали покрышки и ржавые бочки. А на улице стоял без колес и стекол на окнах проржавелый желтый автобус.
Жители соседней деревни с недоверием и любопытством смотрели на монахов в черных одеждах. Они приходили к монастырским воротам почти каждый день с неясной, но явно последней надеждой понять, как так получилось, что несколько лет назад за тунеядство можно было получить тюремный срок, а теперь невозможно было найти хоть какую‑нибудь работу. Конечно, Тихон не мог ответить на такие вопросы, но вместе с восстановлением монастыря, он начал восстанавливать местный колхоз.
Этой же весной высадили огромный сад. Старые знакомые прислали грузовик саженцев: яблони, вишни, сливы. «Дом можно быстро построить ‒ были бы деньги, а с деревьями деньги не помогут – нужно время».
Привели в порядок церковь и трапезную, где пытались кормить всех кто придет. В эти годы обитель больше напоминала гуманитарную миссию.
Сразу за монастырем утопали в бурьяне и крапиве три длинных низких коровника. Разобрав на кирпичи один из них, смогли немного залатать два других. И сразу поместили там коров и поросят, купленных на пожертвования. Ухаживали за ними сами монахи. Учились животноводству по книжкам, найденным здесь же в библиотеке.
Однажды Тихона среди ночи разбудили – рожала корова. То, что корова стельная, обнаружили недавно. Оборудовали в углу специальное место. Большинство коров были черные, некоторые с белыми пятнами. А эта огненно‑рыжая, с белой каемкой вокруг черного мокрого носа и необычайно доверчивыми и любопытными глазами.
Чтобы вовремя оказать корове помощь за ней постоянно присматривали и старались не оставлять без внимания. Когда Тихон с послушником прибежали в коровник, она лежала на боку на соломе и из нее уже показались две передние ножки и голова теленка. Тихон хоть и понимал, что именно это он и должен был увидеть, но зрелище родов, так сильно его взволновало, что он растерялся. Особенно его поразили огромные, ждущие от него помощи глаза коровы.
– Уже полчаса ничего не меняется, как будто теленок застрял, – сильно волнуясь, сказал приставленный к коровнику послушник. – В книжке написано: надо помочь корове, а как не написано. Да и боюсь я.
– А ветеринар в деревне есть?
– Да. Только ночь и телефон не отвечает. Есть адрес – первый дом от памятника.
Опомнившийся Тихон побежал к машине.
– А номер у дома, какой? – крикнул он, уже садясь за руль.
– Номер двенадцать, но там таблички на доме нет. Нонна Викторовна. Дом кирпичный. «Нива» у неё перед домом стоит, – кричал вдогонку послушник.
До дома ветеринара Тихон домчался за пять минут. Калитка была закрыта, а звонка на ней не было. Сигналить среди ночи Тихон постеснялся. Забор хоть был не высок, но перелазить через него ночью, чтобы постучать в дверь, было немыслимо. Тихон улыбнулся, представив себя в рясе, лезущим через забор в темноте. Он негромко, как робкий влюбленный, попробовал позвать врача по имени. На его счастье в доме зажегся свет, открылась дверь и на крыльцо вышла женщина.
– Вы кого‑то ищете? – спросила она негромко.
– Здравствуйте. Я Нонну Викторовну ищу. Ветврача.
– Это я, – женщина, спустилась с крыльца и подошла к калитке.
Высокая, статная, даже разбуженная посреди ночи, она держалась спокойно и уверенно. Лишь увидев, что ночной гость ей незнаком, поправила косынку, которую успела повязать, выходя из дома, чтобы спрятать неубранные густые черные волосы.
– Вообще‑то, ветврачом я давно не работаю, как колхоз наш развалился. А что у вас случилось? – спросила она.
– Я из монастыря – настоятель. Корова у нас рожает.
– Вижу, что из монастыря, – улыбнулась женщина. – Пять минут подождите, пожалуйста, я соберусь. В дом не зову, дети спят.
– Спасибо, Нонна Викторовна. Конечно, подожду, – Тихон, переживавший, что она будет ругаться за то, что ее разбудили посреди ночи, был сильно удивлен таким простым ответом.
Через несколько минут она вернулась. В одной руке у нее был коричневый чемоданчик с красным крестом в белом круге, а в другой большая сумка.
– А кто же у вас там доярками работает? Что же они мне раньше не позвонили? – спросила она, усаживаясь в машину.
– Доярками у нас работают наши монахи. И опыта у них мало: только учатся.
– Мужчины?! И коров сами доят и роды принимают? Не скучаете, наверное. По‑другому я монастырь представляла.
Когда приехали на ферму, с коровой и теленком все было без изменений