КамТугеза

– Давно рожает? – сразу спросила Нонна Викторовна. – Воды теплой надо и как можно больше тряпок чистых. Сколько времени рожает? – повторила она вопрос.

– Минут 45, – ответил монах, не зная то ли бежать за водой, то ли отвечать врачу.

Она внимательно осмотрела корову, обойдя ее вокруг. Потом наклонилась, погладила ей голову.

– Как зовут?

– Сергей.

– Я про корову.

– Да никак еще не назвали. К нам привезли их всего месяц назад. Она у нас латвийской породы, – не очень уверенно ответил послушник.

– Нехорошо без имени. Ну, если латвийской, пусть будет Марта, если вы не против. Она у вас, похоже, первый раз рожает? – спросила она и, не ожидая ответа, обратилась к корове:

– Ну что, Марта, будем дальше рожать. Ты, милая, мне должна помочь. Без тебя у нас ничего не получится.

Тихону показалось, что корова поняла Нонну Викторовну. По крайней мере, корова, подняв голову с соломы и чуть скосив на врача один глаз, несколько раз моргнула, как бы говоря, что она постарается. Нонна Викторовна достала из сумки толстые веревки и быстро накинула их на ноги теленка.

– Я буду придерживать корову, а вы берите теленка за передние ножки и аккуратно его вытягивайте. Она будет тужиться и у нее схватки будут, тогда старайтесь подтягивать потихоньку. Только осторожно, ноги не оторвите.

Тихон и молодой послушник хотя и кивнули ей в ответ, но явно не понимали, что им делать. Женщина, быстро взглянув на них, это заметила и решила чуть поменять свой план.

– Давайте лучше так: вы, молодой человек, придерживайте корову, и разговаривайте с ней побольше и подобрее, а мы с батюшкой, извините, если я к вам неправильно обращаюсь, а мы с батюшкой вытащим теленка. Одной у меня сил не хватит. Где теплая вода?

Через час Тихон и Нонна Викторовна пили чай в трапезной.

– А у вас здесь столовая теперь. Чисто красиво, – осматриваясь, похвалила она.

Неделю назад трапезную побелили. Хотя пол вымыли уже несколько раз, но между серыми плитками на полу еще проступала белизна, и сильно пахло известью. Они сидели вдвоем за длинным столом, накрытым простой белой скатертью.

– Я же здесь полжизни провела, в этом здании. Когда здесь еще был клуб и библиотека. Книжки приходила читать. А сейчас значит вот так. Представить не могла, что здесь опять церковь будет. Ну, все равно – это лучше, чем развалины.

Тихон видел, что гостья не очень радуется восстановлению монастыря и ему, вложившего в это дело уже много сил, было немного обидно.

– Когда мы приехали, здесь все уже почти развалилось. А книги мы все оставили, – сказал он, чтобы хотя бы этим ее порадовать. – Вот, стеллажи под них сделали. Но книг немного осталось. Много уже испорченных на улице валялось.

– Во время войны не развалилось и после войны устояло, а потом вдруг, когда мир и покой наступил, все вдруг рушится начало. Без помощи явно не обошлось. А книги свои местные по домам растащили. Будто читать будут, – сказала она с заметным певучим вологодским акцентом.

– Может кто‑то и почитает, – примиряюще произнес Тихон.

– Да бросьте… Почитают?! Лишь бы утащить, – она сняла косынку, поправила волосы и опять завязала. – За рекой колхозный пионерлагерь был, как только сторожа убрали, сразу все разломали. Как ждали. Туда теперь зайти страшно. На центральной аллее памятники пионерам‑героям стояли, из цемента… их не унесли только потому, что тяжелые, но руки‑ноги обломали.

Выговорившись, она замолчала, о чем‑то задумавшись. Её красивые руки будто бы не могли находиться без дела. Она машинально переставила сахарницу, поменяв ее местами с небольшой вазочкой с цветами. Потом поправила скатерть и спросила:

– А что, теперь наши местные у вас здесь работают?

– Да, помогают иногда. Денег мы платить не можем – так что не за деньги работают, а просто помогают. А потом вот здесь, в трапезной, все вместе ужинаем.

– За деньги в колхозе не работали – отлынивали на речке, да в лесу с самогоном, а теперь за еду трудятся. Что‑то понимать, кажется, начинают. Только поздно. Сначала вы пришли – попы, а скоро и бояре новые пожалуют. Потом школы закроют. И восстановят порку народа за амбаром по пятницам. И правильно сделают. А ведь сами себе такую жизнь выбрали – не нравилось при коммунистах.

– Думаю, до порки не дойдет, – мягко улыбнулся Тихон. – А вам нравилось при коммунистах?

– А я и сейчас коммунистка. Это колхоз меня послал в Москву учиться. Стипендию мне дополнительную платил, – Нонна Викторовна взяла из широкой деревянной вазы сушку с маком и легко разломала ее в кулаке. – После института вернулась ветеринаром и замуж вышла. Дочь родилась – мне колхоз дом построил. Я хоть и местная, а жить негде было: семья большая, одних сестер пятеро и два брата.

– Все здесь сейчас живут? – спросил Тихон скорее из вежливости.

– По‑разному, – ответила Нонна Викторовна. – А мужа я себе нашла здесь, в колхозе.

– Я, наверное, у вас дома всех разбудил?