КамТугеза

Лиза закончила выступление ровно в пять. Палящее солнце, зависшее над домами, раскалило площадь. К дыму от горящей свалки прибавилась марево от плавящегося асфальта. Дышать было тяжело, но никто не расходился, потому что сидеть в квартирах было намного хуже. Если открыть окна, то через пару минут тошнотворный запах заполнял все комнаты, а с закрытыми окнами квартира превращалась в невыносимую душегубку.

Тот казак, который из толпы обличал Лизу, что она засланный агент,  сейчас стоял у самой сцены и разговаривал с приятелем. По непроглаженным складкам на их казачьих гимнастерках, образовавшихся от многолетнего складского хранения, можно было догадаться, что сегодня они их надели первый раз. Казаки заметили, что к ним пробирается компания агрессивных молодых людей. Но находясь в большой толпе, они чувствовали себя в безопасности. А ребята приближались быстро, потому что люди, опасаясь конфликтов, сами заранее освобождали проход. Когда они подошли к сцене, толпа расступилась и образовался небольшой свободный круг.

Почувствовав, что их  никто не собирается защищать, а наоборот, все вокруг с любопытством ждут интересных событий, казаки испугались. Один, тот, что повыше и с бородой, повернулся к подошедшим спиной, достал из кармана телефон и пытался кому‑то позвонить. Другой, коренастый, смотрел на молодых людей с вызовом, засунув руки в карманы широких штанов и выпятив вперед перетянутую портупеей грудь. По бегающим глазам и высохшим губам, которые он постоянно облизывал, было понятно, что он сильно растерян и еле сдерживается, чтобы не побежать.

Все произошло очень быстро. Один из нападавших, худой жилистый парень в черной майке без рукавов, сжавшись, чуть пригнувшись, в мгновение оказался рядом с отвернувшимся казаком и наотмашь снизу вверх саданул ему по уху именно в тот момент, когда бородатый поднес к нему телефон. Кисть ослабила удар, но телефон из руки выскочил и упал на асфальт. Мгновенно компания разделилась на две группы по три человека. Каждая налетела на свою жертву. Тот казак, который до этого нагло смотрел на нападавших, смог даже попасть кому‑то в голову выброшенным вперед кулаком левой рукой, но в следующую секунду он, под градом ударов, сначала опустился на колено, а потом после того как получил сильный пинок ногой по голове, упал на спину, потеряв сознание. Второй попытался отскочить в сторону, но плотно стоящие вокруг люди, не смогли бы его пропустить, даже если бы захотели. Его схватили за новую гимнастерку и затащили в середину круга. Потом, мешая друг другу, пытались ударами сбить с ног. Но он согнулся, закрыв голову руками, и не падал. На секунды избиение прекратилось, и казак выпрямился, вытер рукавом кровь из разбитого носа. Он хотел что‑то сказать нападавшим, но опять со спины, чуть разбежавшись и подпрыгнув, его ударил тот, кто налетел на него первым в начале драки. Удар пришелся по почкам и был очень болезненным. Казак скорчился от боли. Остальные сразу же, как шакалы, бросились его добивать.

Только после того, как обе жертвы лежали на асфальте и не реагировали на удары ногами, закричала какая‑то женщина: «Что же вы делаете? Вы же их убьете! Кто‑нибудь, остановите это!»

Несколько мужчин вышли и отгородили молодых пацанов от лежащих на земле. Победители не настаивали и, нагло ухмыляясь, не спеша растворились в толпе.

В это же время с десяток похожих столкновений произошло по всей площади. Казаки, расслабленно стоявшие по два‑три человека, не могли дать отпор группам молодых людей, внезапно нападавшим без всякой причины. Сразу после этого казачье руководство запоздало обзвонило всех своих и приказало собраться у тех автобусов, на которых их привезли.

Казаки выстроились во дворе в две шеренги. Перед строем стояли три командира: два в казачьей форме, один в обычном сером костюме и поп.  Инструктаж свелся к тому, что какие‑то неизвестные по непонятным причинам нападают на людей. Поэтому приказано разбиться на группы по десять человек и быть готовыми дать отпор.

– Какие неизвестные?! – выкрикнул кто‑то из задней шеренги. – Их специально автобусами привезли, как и нас. Только выгрузили в соседнем дворе. Нас, похоже, здесь подставить хотят, а потом  обвинить. Где полиция? Пусть она разбирается. А нас увозите отсюда. Дышать нечем.