– Ну‑ка, умник, выйди из строя! – визгливо закричал один из начальников: здоровый боров, с вечно красным лицом, рыхлым мясистым носом и пожелтевшими от никотина усами. Два года назад майор полиции Кучеренко Михаил Михайлович уже считал дни до пенсии и мечтал, как замечательно он заживет в шикарном доме на берегу Рыбинского водохранилища. Однако природная жадность сломала все его планы. Распиханных по разным заначкам денег и так хватило бы на несколько жизней, только не удержался майор и запустил свою волосатую руку с короткими жирными пальцами не в тот карман. Не по чину. Ему бы сразу извиниться, дать назад, но что‑то замкнуло у него в голове, и он решил, что не тварь он дрожащая, а право имеет. Все права и обязанности ему объяснили очень быстро. И остался Михаил Михайлович без работы, без пенсии, без отложенных на старость денег и без домика у воды. Повезло, что хотя бы без судимости. Старые знакомые устроили его в охрану, где он командовал непонятно где и кем набранными людьми, переодетыми в казачью форму.
Не по уставу, а просто раздвинув впереди стоящих, вышел из строя возмутившийся мужик. Видно было, что он сильно пьян. Вся форма была ему велика. Фуражка, сильно сдвинутая назад, держалась непонятно на чем. Для полноты образа загулявшего казака не хватало гармони на плече и цветка за ухом.
В своей предыдущей полицейской жизни майор и представить не мог, что какой‑то плюгавый алкаш будет указывать ему, что надо делать. В несколько шагов Кучеренко подлетел к бойцу, схватил его за грудки и почти оторвал от земли:
– Ты, сука, что здесь вякаешь?! – брызгая слюной в лицо, мгновенно перепугавшемуся казачку, зашипел майор. – Да я тебя, гниду, здесь в местных отстойниках утоплю! – взбешенный, он отбросил от себя бойца и тот, пробив брешь в шеренге, грохнулся на землю.
– Есть еще такие? – Кучеренко вернулся к двум другим командирам и продолжил: – Вы месяцами деньги получаете, ничего не делая. Пора отрабатывать. Задача несложная. Поймать десяток другой этих малолеток и наказать. Вопросы есть?
– А как их отличить от обычных людей? И что значит наказать? – спросил парень, постукивая себя нагайкой по ноге.
– Мне плевать, как вы их будете отличать. Ошибетесь – ничего страшного. А наказать так, чтобы второй раз неповадно было. Особо агрессивных тащите сюда, отвезем их к себе, посидят недельку у нас в подвале, поостынут.
Одноклассник Томаса и Родиона Герман Рябов, стоявшей в самом конце шеренги, толкнул в бок своего приятеля с синяком и негромко сказал:
– Теперь у нас есть законная возможность отомстить. Притащим их сюда, отвезем на базу, там разберемся. Только бы не ушли…
– Не уйдут. Вон их баба на лавке с каким‑то мужиком сидит, – указывая на Катю с Павлом, зло буркнул, пострадавший в драке с Томасом казак. – Значит и они где‑то здесь.
Пару напутственных слов сказал приставленный к этому непонятному полувоенному соединению иерей отец Андрей Трепачев. Бывший замполит из‑под Одессы с изъеденным оспой лицом и мелкими черными крысиными глазками, непонятным образом получил сан и теперь опять оказался возле кормушки.
Глава 38
В другое время Кузнецов после произошедших событий даже этими малыми силами легко бы вытеснил людей с площади и навел порядок. Сегодня он приказал лишь одному взводу занять место перед сценой. Три десятка молоденьких мальчиков встали лицом к огромной толпе с непонятной задачей.
В это же время, воспользовавшись суматохой, к микрофону, не выключенному после выступления Лизы, вышел непонятно откуда взявшийся худенький паренек с портретом Ленина на черной футболке и с рюкзаком за плечами. Он откашлялся, облизал высохшие тонкие губы, убрал рукой падающую на глаза светлую длинную челку и звонким юношеским голосом начал негромко что‑то говорить. Чтобы разобрать его слова, люди притихли.
– Девушка, которая сейчас выступала, говорила очень хорошо и очень правильно, но она не сказала главного, – начал он, глядя себе под ноги.
Потом опять поправил волосы и посмотрел на толпу. Несмотря на тихий голос, в его голубых глазах чувствовалась полная уверенность в своих словах.
– Что делать, чтобы нас услышали? Чтобы убрали эту проклятую свалку… Чтобы прекратили нас самих считать отбросами… Кто‑то здесь еще верит, что власть сделает это добровольно? У них было полно времени, но с каждым годом становится только хуже…
Он отвернулся и откашлялся. Потом взялся рукой за стойку микрофона, надеясь в ней найти себе дополнительную опору, и продолжил: