Камыши

— Если бы! — в приподнятом тоне ответил он. — Я ведь не случайно сказал, что и на вас хочу папку завести. Вот вам кажется, что взяли и просто так арестовали Симохина. Не то время, Виктор Сергеевич. Вот посудите: то, что вы прочитали, — раз. — Он тут же опять вынул счеты. — Накануне Назаров на Симохина акт написал. Это — два. Минут за сорок до убийства ребята с косилки видели, как Симохин из своей лодки грозил Назарову кулаком и ругал его. Это — три. Всю ночь Симохина в Ордынке не было. Это — четыре. И сам ничего объяснить не может. Это — пять. Но есть и еще кое-что.

— Это уже не моя профессия. — Я протянул ему руку.

— Нет, нет, Виктор Сергеевич, — остановил он меня. — Ведь вы еще даже не представляете, как я вам помогу. Да, да.

Он сел, откинувшись назад, и переплел руки на груди.

— Вот поверьте мне, Галузо, я человек везучий. Не жалуюсь. Я сам-то из Тамани. А вот видите, переехал уже в Темрюк. Я еще в Краснодаре прокурором буду. Меня по течению несет, а я не сопротивляюсь. Вам же это, наверное, интересно?

— Интересно, — кивнул я.

— А раз я везучий, я и подумал: а зачем это мне бог писателя послал? Вот зачем? Напрасно вы смеетесь. Каждый ведь от своей колокольни пляшет. Верно? А дальше я стал соображать, что сначала-то он понадобился Мысливцевой Каме. Вот кому. А потом уж мне. А для чего он ей? Если, так сказать, для дел понятных, то могла бы найти для себя и чуть помоложе. Хотя, конечно, с другой стороны, с таким человеком, как вы, ей, может быть, интересно. Но сама-то она от Ордынки недалеко ускакала. Вот я и решил, что интерес у нее, значит, какой-то другой. Поморгала вам, ну и… Ей не вы, а ваше положение было необходимо. Вот!

— Борис Иванович, — остановил я его, подумав, что он в чем-то недалек от истины. — Давайте к делу. Что вы хотите?

— Так, правильно! — ударил он ладонью по столу. — Вот я и послал на работу Мысливцевой запрос, чтобы узнать, где она находилась в день убийства. И вот вчера получаю ответ. — Он вынул из стола листок. — И что? Эти три дня у нее как раз был отгул, понимаете? Вам ясно? Отгул! Я на машину, и вечером в Ордынке. Где была эти три дня? Она как потолок этот стала белая. Молчит. А ее-то за язычок тянуть не надо, сами знаете. А тут молчит. Я ведь никакой подписки тогда у нее не брал. Оснований-то ведь не было. Так, знаете, дал подписать индульгенцию. Хотел посмотреть, как она себя вести будет. Вдруг, думаю, как рванет из Ордынки когти. Наблюдал за ней. Так нет. Осталась. Приехала в Темрюк на рыбокомбинат и договорилась вместо Симохина на пункте работать. Я и тут подумал: там у нее на самолетах зарплата солидная, а тут-то… Вам ясно? Подбросил я вам материал?

— Так вы считаете, что она эти три дня здесь была, что ли?

Он внимательно посмотрел на меня. Взял папиросу, прикурил и широко помахал в воздухе горящей спичкой.

— И вы только подумайте, как получается! Туда, на Ордынку, один человек в белом пикапе рыбачить ездит. Я его тоже допрашивал. Он в день убийства был на Лимане до семи часов вечера. И вот он мне одну такую… штуку рассказал. Что едет он, значит, под вечер по ерику и слышит вроде бы за камышом, где-то в лимане молодой женский голос поет. Вам ясно, как сходится? Откуда тут молодой женский голос? А теперь для меня загадки нету. В момент убийства Назарова Мысливцева присутствовала на лимане. В Ордынке не показывалась, а вот на лимане была, — твердо заключил он, уставясь мне прямо в лицо. — Ведь так же, Виктор Сергеевич? Ей-то на самолете из Ростова пара плевых. Чего уж нам скрывать друг от друга? Была она в тот день на лимане? Ведь из Темрюка до Ордынки не только по шоссе есть дорога. И по морю, и по лиманам незаметно можно, как вы…

— Так вы решили, что это именно она пела? — спросил я, уже догадываясь, что ответ на этот вопрос он хотел услышать от меня.

— Но говорила же она, обязательно говорила вам, зачем на лиманах была, — поднявшись, шагнул он ко мне. — Врала что-нибудь, но должна была говорить, на всякий случай выкручиваться. Перед кем-то оправдываться. Не такая уж она закоренелая. Или, может, ей Симохин рыбу передавал на лимане? А? А она эту рыбу куда-нибудь, скажем в Ленинград, сбывала? Рыбцов вяленых, например. Вот таких, как у вас были. (Я видел, как он загорелся и с какой откровенной надеждой ждал от меня помощи.) Говорила?

— Нет, не говорила ничего, — сказал я спокойно.

— Подумайте, Виктор Сергеевич, — подчеркнуто произнес он. — Ведь я же пошел вам навстречу. Я же вам дал протоколы Степанова. Ну? — Он еще постоял немного возле меня, пожал плечами и вздохнул: — Опять вы, Галузо, хотите ее защищать. Но теперь-то уже… Она ведь и сама расколется. Мне известно, что она петь любит. Это у нее от отца и от матери. Всегда поет… А чего это вдруг вам стало весело?

— Разрешите посмотреть, — попросил я у него бумагу, присланную из Ростова.

Он протянул мне справку. Верно: эти три дня Кама Прохоровна Мысливцева, 1944 года рождения, не работала.

— Ну, Виктор Сергеевич, зачем вы понадобились Каме Мысливцевой?..