Канал

С трех сторон мне объясняют, что веточка – это фаллический символ, потому что она длинная.

– ...угу. И тонкая, – я тоже могу разозлиться, кстати.

Десять минут прошли. Беру триммер...

– Что ты делаешь?! – Лин в ужасе, хотя только что вроде бы всё было нормально.

– А ты не видишь? Кошу траву.

– Ты что! Это же одуванчики, их нельзя косить!!!

– Это еще почему?

– Они же желтые!!!

Хороший аргумент, но если я не буду косить – мы утонем в траве на этом участке. В том числе и в одуванчиках, которые желтые не так уж и долго. Потом они белые, летучие и размножаются.

Однако Лину этого не объяснишь.

– Чтоб ты себе провод этого триммера перерубила им же самим! – в сердцах говорит он.

Опять – надо знать Лина. Всё, что этот гад говорит, сбывается. Но – с некоторыми купюрами. Леска тут же запутывается. Чертыхаясь сквозь зубы, разбираю катушку. Ну, спасибо, рыжий! Век не забуду!

– Ну и как? – ехидно интересуется Лин.

– Вашими заботами, – едко отвечаю я.

Общими усилиями собираем катушку, я включаю машину – и леска тут же заматывается.

– Ну, Лин...

Так, спокойно. Меня переполняет тихая ледяная злоба. Я разматываю леску и мрачно иду с триммером по участку, снося головы ВСЕМ попадающимся мне на пути одуванчикам. Лин горестно комментирует мои действия, но мне всё равно.

Меня можно разозлить.

Еще как можно.

20.

По дороге домой они со мной не разговаривают. Они говорят друг с другом, и я понимаю, что не имею представления о том, как же на самом деле они общаются. Разговор идет на повышенных тонах и на такой скорости, что я не различаю ни слова. Сижу, пытаюсь понять.

Минут через двадцать Бука спрашивает:

– Говоришь?

– Что? А, нет. Слушаю.

Вечер, поезд, небо и провода. Это реально. Это правильно. А вот то, что «на другом конце провода»…

Они не могут определить, где находится катер, объясняет позже Лин. Пятый всё еще злится за триммер, поэтому я разговариваю с Рыжим – он отходчивый.

– Совсем не можете?

– Не можем. Сил нет.

Сил действительно нет. Они постоянно засыпают, то один, то другой. Лин сумел перетащить койку у нише, которую сделал для Пятого, и теперь я смотрю на нелепую эту картинку то одними, то другими глазами. Серо-зеленые стены, матовая полоска света, которая не гаснет ни днем, ни ночью. Нет дня или ночи, есть какая-то частичная синхронизация со временем канала, а что такое время канала?

Что вообще такое – канал?

...Лин предлагает сдвинуть катер с места, Пятый возражает. Аргумент простой – это опасно.

Почему?

Не знаю.

Nothing really matters,

Anyone can see,

Nothing really matter, nothing really matters to me...

21.

Следующий день проходит в бытовых хлопотах – я пытаюсь постирать свои джинсы (у нас вот-вот выключат горячую воду), Лин, видя мои постирушки, решает, что они, оба два, тоже нуждаются в стирке. То есть в мойке.

Он организует неподалеку что-то типа моечной кабины, одни вид которой вызывает у меня нервный смех.

– А что? – спрашивает Лин. – Что тебе не нравится?

– Да всё нормально... это я так...

Пятый опасается вставать. Пока он сидит у себя, в этой самой нише, машина его тянет, помогает дышать и жить. Впрочем, сегодня он оттуда всё же выходил. На целых полчаса. Поесть, размяться. Но вернулся быстро.

– Боишься? – спрашиваю я.

– Да, – признает он после секундного молчания. – Пожалуй ты права. Боюсь.

Но Лин намерен всерьез провести свою помывочную акцию и отступать не намерен.

– Это никуда не годится! – заявляет он. – Ничего с тобой за час не сделается. И потом, я там такую сделал эту... в общем, ты там будешь лежать.

– Ты с ума сошел? – искренне удивляется Пятый. – Соображаешь – мыться лежа?

– Действительно, что-то ты не того, – начинаю я. Лин перехватывает канал и показывает мне Пятого. – А вообще лучше лежи.

Моются они, сняв только рубашки. В штанах. Из соображений приличий. Они стесняются меня. И друг друга.

Ох, жизнь... Уважаемые слэшеры, буде случиться вам читать это всё! Эта пара Сэфес не то, что не «спит», как вы сейчас подумали, они порой болезненно привержены приличий. Нет, в одной кровати они спали не раз, но вот чтобы что-то такое... Боже упаси.

Не трогайте вы их.

Пожалуйста.

...Моются долго, Пятый в процессе мытья успевает заснуть (вот они, издержки мытья лежа!), мы вместе с Лином его будим, Лин помогает дойти до ниши. Пятый спит на ходу, немудрено.

– Он слабый, как осенняя муха, – печально констатирует Лин.

– А ты помнишь, как выглядят осенние мухи? – спрашиваю я. Просто так, для проформы.

– А то нет, – вздыхает Лин. – Слушай, помнишь, ты говорила, что рисуешь на майках?

– Помню, – настороженно отвечаю я. – А что?

– Нарисуй одуванчики.

У меня есть свитер. Легкий такой, хлопчатобумажный свитер. И серый лен.

Золотым контуром Javana, по льну, потом пришить. И я рисую. Четыре кусочка льна, четыре картинки. Схематично – глаз карий, глаз черный. Маджента-сиур. Дубовый лист и дерево – для Пятого, одуванчики – для Лина. Одуванчики золотые.

– Неправильно, – укоряет меня Лин. – Надо, чтобы были желтые.

Перекрашиваю.

Пришиваю кусочки льна на свитер, под очередные горестные комментарии Лина:

– Почему ты мои одуванчики пришила в самый низ?!