Канарейка для Ястреба. Реальная Жизнь.

Горячая буханка в руках пахнет офигенно. Так и тянет отщипать немного, но удерживаю себя от порыва, иначе не замечу, как все проглочу еще до того, как до дома дойду.

В магазинчике напротив дома прикупаю по мелочи провизии и овсянку для мамы.

Из всех каш ей нравится именно эта. Странно. Я, например на дух не переношу эту крупу. От одного запаха рвотный позыв, но Ивет нравится.

В последнее время мама не очень себя чувствует. Организм ослабел очень, но я не теряю надежды ни смотря на все предупреждения доктора Навина. Надеюсь на чудо, продолжаю исправно выполнять все процедуры и бодриться.

Смотрю на часы. Семь утра. Нужно поторапливаться. Мама просыпается к восьми. Мне еще успеть переодеться после смены, приготовить овсянки на завтрак и провести все процедуры по уходу.

Я почти дохожу до нашего дома, когда рядом проезжает машина скорой помощи. Делаю на автомате несколько шагов, как вдруг сердце простреливает дикой болью. Оборачиваюсь, смотрю, как белый автомобиль с красным крестом на дверях исчезает за дальним поворотом.

Морщусь. Пытаюсь отогнать странную нервозность и растираю грудную клетку. Предчувствие. Прибавляю шагу, незаметно для себя перехожу на бег. Влетаю в подъезд и мчусь по лестницам.

Врываюсь домой и на встречу мне вылетает Эйрин.

— Адель! — кричит, задыхается, глаза красные от слез… — Адееель… Падает на меня, душит объятиями.

Сердце простреливает режущей болью и мысль бьет в мозг:

— Что с мамой?!

— Ивет… Девочка моя. Ты сильная. Адель. Крепись.

— Где моя мама, Эйрин?! — слезы текут по щекам, ведь я уже знаю ответ, но глупые вопросы срываются с губ, — Что с ней?

Пышка цепляется за меня, заглядывает мне в лицо. Пытается обнять крепче. Отмахиваюсь. Отталкиваю. Влетаю в комнату и натыкаюсь на пустую кровать с помятыми простынями…

Мечусь по комнате раненной птицей, глупой канарейкой… Кажется, что бьюсь о решетки клетки, огрызками своих перебитых крыльев.

— Где она, Эйрин?! Где моя мамааа?!

— Отмучилась она. Все. Адель. — отвечает пышка и как-то грузно садиться на стул.

Ноги подгибаются. Падаю на пол.

— Мамочка моя. Мама…

Слезы текут, захлебываюсь болью.

— Успокойся, Адель. Мучилась она…

— Мама, мама… — продолжаю шептать бессвязно.

— Она легко ушла… закрыла глаза, выдохнула и все… Увезли ее на скорой, родная. Такова процедура!

Не понимаю. Ничего уже не понимаю…

— Что?! Какая процедура? Мне надо к ней! Мне нужно в больницу!

Ноги несут меня, и я выбегаю из квартиры.

— Стой! Адель! — слышу крик Эйрин, но меня не остановить.

Руки горят огнем, мышцы пылают. Я вылетаю на улицу, лечу по дороге и подворачиваю ногу, обувь слетает, я падаю прямо на проезжую часть под колеса черного трака. Скрежет тормозов и звук глухого удара, меня немного задевает, и я отлетаю, боль в руке простреливает огнем.

— Идиотка! — крик раненного зверя и перед глазами побелевшее лицо Гринвуда. Хватает меня, встряхивает, ощупывает. Проверяет на наличие переломов. Глаза сумасшедшие. Искры сыпятся. Поднимает мой рукав, оголяет локоть со стесанной кожей.

— Ушибами отделалась… — проговаривает сквозь зубы и обнимает меня, впечатывает в себя.

Цепляюсь за мощную шею и рыдаю в голос.

— Фииил, мама, умерлааа, — кричу захлебываюсь словами. Меня трясет и кровь капает из носа, змеей заползает в рот, оставляя привкус железа.

Гринвуд отцепляет меня от себя, а я смотрю на разводы моей крови на его серой майке. На щеку с багровыми пятнами.

— Я знаю, звездная девочка. — с силой проводит по моему лицу пальцами, — Эйрин позвонила. Соболезную, Адик.

Гринвуд поднимается и тащит меня за собой. Ноги ватные делаю шаг и оседаю. Падаю в крепкие объятия.

Прижимает к груди, а я понимаю, что больше не справляюсь. Сознание ускользает.

Все перед глазами темнеет и расплывается.

Все дальнейшее, как в тумане. Скромные похороны. Небольшое число людей.

Дождь, который вперемешку со слезами — червями ползает по щекам. И дикая боль в сердце.

Я стою одна в целом мире у свежей могилы и содрогаюсь, захлебываюсь своей нестерпимой агонией.

Одна в целом мире. Не осталось никого. Все, кто был дорог ушли. Тайгер и Лу… Мама.

Пути — дороги разошлись. Я потеряла всех. Вот и все.

Нет больше ничего от прежней жизни. Все выгорело, покрылось изморозью.

Рыхлая земля пахнет чем-то странным, тягучим и смешивается с озоном.

Теплая рука обнимает и впечатывает в мокрую футболку.

— Пошли, Адик. — серые глаза заглядывают мне в лицо с беспокойством.

Смотрю в красивое — некрасивое лицо со шрамом. Друг детства. Веселый заводной пацан, заставляющий смеяться не переставая. И его нет. Меня сжимает в руках профессиональный убийца. Монстр с изуродованным лицом и душой. Другие в трущобах не выживают. Их давят и убивают в зародыше.

Киваю и позволяю себя увести. Далее все смешивается. Воспоминания и вспышки осознанности пробиваются редкими кадрами.

Я сижу за столом в одиночестве и рассматриваю белую скатерть, вожу пальцем по вышитым цветочкам. Очень давно их мама вышивала.

Вспоминаю, что когда-то, в другой реальности, когда я приезжала дамой на каникулы из школы, мама накрывала на стол именно эту скатерть…