Канашибари. Пока не погаснет последний фонарь. Том 2

Я хотела было поспорить, но лишь пожала плечами. От подобных обсуждений правда не откроется. Возможно, я была права. Возможно, прав был Хасэгава. Но вывод напрашивался один: необходимо оставаться начеку. Все время. И особенно при встрече с Атамой. Хотя это я поняла уже давно, без дополнительных подозрений насчет этого психопата.

– Давай лучше постараемся забыть об… этом, – поморщился Хасэгава. – И еще поищем твою команду.

Он улыбнулся, и я ответила тем же. Мне было очень приятно, что Хасэгава стремится помочь, но…

Но в глубине души я очень сомневалась, что мы кого-то найдем. Этот город проклят.

Мы шли по улицам и переулкам, и с каждой минутой уверенность, что Йоко, Ивасаки, Араи и Эмири нам встретить так и не удастся, все росла. Я все больше убеждалась, что этот город действительно меняется каждую ночь, так что почти невозможно попасть на одну и ту же улицу несколько раз. Как и говорила Эмири. Но все же…

Все же еще оставался шанс встретиться во время страшной истории. Эта вероятность была гораздо выше вероятности столкнуться на улице. Главное… Я не хотела продолжать эту мысль, но она вспыхнула в голове против моей воли.

Главное, чтобы все из моей команды еще были живы. Даже если компания Ватару и Тэкуми не навредила им, уже прошла одна страшная история, и кто знает, что могло случиться. Ведь однажды один из нас уже…

Я качнула головой. Нельзя позволять подобным мыслям надолго задерживаться в голове.

Так и не найдя Араи, Йоко, Ивасаки или Эмири, мы с Хасэгавой забрели в заброшенный салон красоты, где и решили заночевать. По пути мы заглянули в еще один магазин, и я все же нашла себе новую толстовку.

Отцепив от пояса ножны и аккуратно положив их на столик у зеркала, я устроилась в мягком кресле, откинув спинку. Хасэгава занял место неподалеку, но, судя по всему, пока не собирался спать, погрузившись в размышления.

Я почти не отдохнула после кайдана, и меня сильно клонило в сон, а ноги болели из-за бега по лесу и целого дня пеших поисков. Я прикрыла глаза, казалось, всего на несколько секунд, но, проснувшись, увидела за окном бледный рассвет. Я проспала без сновидений почти всю ночь, но все равно чувствовала себя разбитой. Организм отказывался погружаться обратно в сон, и, тяжело вздохнув, я оставила попытки снова уснуть. Потирая глаза, села и размяла шею.

Встав и потянувшись, я умылась водой, которую мы взяли в супермаркете, но аккуратно, чтобы та не попала в рот. Затем взяла с одного из столиков перед рядом зеркал расческу и попыталась привести в порядок свои длинные волосы. Обычно они были у меня гладкими и блестящими, но после пребывания здесь… Их вид оставлял желать лучшего. С сожалением поморщившись, я завязала высокий хвост, оставив челку химэ висеть у лица.

Не удержавшись, я начала рассматривать собственное отражение в зеркале, чего, казалось, не делала уже очень давно.

Лицо заметно осунулось, а под глазами залегли глубокие тени, щеки и правую скулу покрывали мелкие царапины, а на челюсти красовался небольшой синяк. На шее еще виднелись следы от пальцев гаки, но они уже почти сошли, зато царапины от ногтей Ямамбы до сих пор ярко выделялись на бледной коже.

– Доброе утро. – Я услышала за спиной голос Хасэгавы и отвернулась от своего отражения.

– Доброе утро, – отозвалась я, подхватила рюкзак с нашими припасами и села на стул перед одним из столиков.

Хасэгава сел напротив. Он был бледнее обычного и выглядел даже более уставшим, чем вчера вечером.

– Не спалось? – спросила я с сочувствием.

– Мысли в голове бывают как якоря: держат тебя в реальном мире, не давая отчалить в мир сновидений, – печально улыбнулся Хасэгава.

– Понимаю, – кивнула я и, не зная, что еще сказать, спросила: – Что вы будете? У нас есть дораяки[53], моти[54], тофу и пачка крекеров.

– Ты что предпочитаешь?

Я пожала плечами, но, понимая, что Хасэгава не хотел выбирать первым, взяла моти. Хасэгава медленно взял упаковку с дораяки и посмотрел на нее как-то задумчиво. И в глубине его глаз я, казалось, разглядела искру печали.

– Вы не любите сладкое? – спросила я, сбитая с толку реакцией Хасэгавы. – У нас остались тофу и крекеры.

Хасэгава, очнувшись, тряхнул головой и слегка улыбнулся. Сделав глоток воды, он ответил:

– Нет, просто… – Хасэгава прервался, и на мгновение с его лица вновь исчезла улыбка. – Дораяки связаны с особо приятными и одновременно болезненными воспоминаниями… Мне их готовил отец. А я… Я готовил их для… младшего брата.

Хасэгава замолчал, и его на секунду омрачившееся лицо не позволило мне выспрашивать. Я лишь с сочувствием посмотрела на него и поняла, что впервые увидела Хасэгаву… по-настоящему печальным.

Но эта тень быстро исчезла.

– Но вообще сладкое я очень даже люблю.

– Йоко-тян – кондитер, – отозвалась я, пытаясь разогнать пропитавшую воздух мрачность, но ощутила острый укол тревоги за подругу. И старательно попыталась не думать о плохом. – Она приглашала нас к себе в кондитерскую в Йокогаме, если мы выберемся.

– Когда мы выберемся, – поправил меня Хасэгава. – Значит, я тоже приглашен?