Канатоходец

Выпил первую бутылку, прогулялся по аллее. Лица на крестах молодые и старые. Вот моряк. Машинально считаю даты, молодой совсем. Вот невеста в полный рост белым шрамом на граните. Мальчик лет семи, на могиле ворох игрушек. Почему вы здесь? Жить и жить…

Звонок! Мгновение и телефон в руке. Он теперь всегда со мной, как предчувствие, что-то должно…

– Алле.

– Это Глеб.

– Здравствуйте…

– Привет, ты где?

– На кладбище.

– Кто умер?

– Рита. Сорок дней назад. Авария.

Тишина несколько секунд, и вдруг он стал хихикать, или плакать. Не, он смеялся, перешел на ржач, что-то хотел сказать, какое-то слово на букву ы…

– До свиданья, – говорю, – не звоните больше.

– Таня с тобой? Танька! – заорал он. Гудки…

Ебаный в рот, думаю, кого только земля носит. И почему никто не пришел? Ладно, родители, если Рита не обманула, тогда все понятно, но эта Таня? Хотя, откуда они молодые знают про девять дней, сорок…

Кое-как, ориентируясь на шум проспекта, вышел к воротам. Пока ехал на метро, совсем стемнело, домой не хотелось. Снова дождь, как в тот день, только сегодня осенний, мелкий и колючий. Я на лавочке, на той самой остановке. Что она тут забыла? И почему именно здесь? Улицу не узнать, многолюдно, пищат авто, музыка откуда-то. Народ туда-сюда, зонты, капюшоны, поднятые воротники. Троллейбусы вываливают, забирают, скрипят складные двери, щелкают провода. Маршрутки, автобусы, такси, машины еле ползут, тетка за рулем, еще одна баба, еще. Одни бабы… Твою ж мать, я вскочил со скамейки. Конечно же!

Лифт занят, по лестнице через три ступеньки. Ее рюкзак, ключ с брелком. Еще пачку сигарет из блока и бегом назад.

За углом от перекрестка шагов пятьдесят, желтый пузатый "опель" пискнул в ответ, щелкнул центральный замок, я еле влез за руль. Холодно – жуть. Вставил ключ, панель вспыхнула – приборы, датчики, вспыхнул свет в салоне. Стрелка "топливо" ниже нуля, бензина нет. И все сразу погасло, окна запотели, я откинул крышку бардачка. Упала на пол изящная крестовая отвертка, атлас Ленинградской области. Подсветил телефоном. Еще блокноты такие же, как в ее рюкзаке четыре штуки, опять сноп авторучек, перевязанных резинкой. Блокноты по карманам, заглянул в один, все страницы исписаны, исчирканы какими-то рожами, ладно, это потом. Косметичка или кошель из черного бархата на "молнии". Деньги… Толщиной в палец, больше, конечно, тысячных купюр, но есть и рыжие. Несколько бумажек евро и доллары по стольнику. Карманы все заняты, сунул кошель за пояс. Полицейская машина проехала мимо, остановилась на светофоре. Как нелепо было бы, просто спросят документы и пиздец, и ничего не докажешь. Я аж вспотел. Осторожно протер лобовое стекло, уехали…

Утром, сразу как проснулся, пересчитал деньги. Кто меня осудит? Уже некому, я все правильно сделал. Денег в Риткиной косметичке много, настолько, что я сегодня никуда не пойду. И завтра и послезавтра и еще долго могу не ходить ни на какую работу.

А этот безумный родственник? Собственно, зачем мне телефон? Рита уже не позвонит, а кто вообще звонил за последние хотя бы полгода или год? Из нужных, необходимых людей? Даже не помню. Симка полетела в форточку. Я включил бра на стене, взял в руки первый блокнот.

Если бы это было написано печатными буквами, или хотя бы внятным почерком, я бы проглотил все за один день. Стиль, как на аудиофайле, от лица какого-то мужика, имена те же. Сначала я ничего не понимал, но потом все сложилось в логическую цепочку. Нашел что-то похожее на начало, через несколько страниц понял, что ничего не запомню, надо все переписать, отсеять лишние абзацы, совсем тупые строчки, придать литературную форму, хотя бы подобие.

Купил пачку тетрадей в клеточку, сел за стол, раскрыл первый блокнот…

Часть первая.

«Сначала была линия тонкая и бесконечная, почти невидимая ось, превратилась в ленту, лента в пунктир, скорость уменьшается. Я в такси на заднем сидении рядом сумка, несколько фиолетовых бумажек с нулями в кулаке – семь тысяч рублей Купчино – Петроградская. Суббота, утро, безлюдные улицы… Помню затишье после скандала. Это было полчаса назад. Пока я одевался, все мои бывшие родственники попрятались по комнатам, что бы ни прощаться. Я ушел, тихо закрыл дверь, этим выражая спокойствие и равнодушие к происходящему. И вот я еду.

Черный полукруг подворотни, помойка, родная дверь подъезда с табличкой "берегите тепло".

Соседка вышла на шум:

– Леша, ты что ли?

– Я, здравствуйте.

Она сказала кому-то в комнату:

– Леша приехал.

И закрыла дверь, стало опять темно, кое-как попал ключом в замочную скважину…

Большая комната в два окна, стол на нем телефонный аппарат и следы забытой пьянки: разбухшая пачка сигарет в пересохшей коричневой луже, прилипшие кружки, пепельница ежиком, пакетики «Инвайта». Пустые бутылки из-под «рояля» на полу, шкафу, подоконнике, везде. Год назад я уехал отсюда в обратном направлении, так же на такси, после долгого разговора вот по этому телефону с будущей женой. Думал, навсегда.

Я набрал номер.

– Але…

– О! Ты где?

– Здесь, у себя.

– Хорошо, минут через тридцать…

– Чего так долго?

– А в ларек?

– У меня все есть, давай бегом.