Канава

Верил ли я ему? - Нет. Решать дела государевы, основываясьна вере? - Экая глупость. Я уж говорил тебе: "нет нужды управлять людьми тому, кто управляет их желаниями". Я открыл Попрыгучнику его желание. Прежде он такого не желал. Потому что не знал, что подобноеможно желать. Я подарил ему мечту. Невиданную, невообразимую. Указал путь к её достижению, помог сделать первый шаг. Дальше... детали. Временами тяжёлые, рисковые, болезненные. Недомолвки, конфликты... Ерунда. Наши цели совпадали в главном. В его "главном". Без меня он не мог ни достичь, ни удержаться "в сиянии возжелаемого". Своего, сокровенного. Просто надо было понимать его.

"Таинственный остров", состоящий из пяти братьев ростиславичей, начал трескаться. Выпадение из ансамбля именно Попрыгунчика имело особое значение. Смоленские "потьмушники", концентрировавшиеся вокруг него, утрачивали организованность, нацеленность, боеспособность. Именно эта неявная группа представляла для меня, да и для Боголюбского, наибольшую опасность. Теперь, перетянув на свою сторону их лидера, я внёс в их ряды раскол. Часть, кто ориентирован на Попрыгунчика, кто живёт на его корме, последуют за ним. И, соответственно, выпадут из множества тех, кто точит ножи по мою шею.

Пока же энтузиазм желающих перервать мне хрип только возрастал. Цирк вокруг Груни, который я устроил, не способствовал примирению между "войсковыми фракциями". "Ограбление грабителей" усиливалось. Росло взаимное озлобление. Надобность превращения противников в сторонников, хотя бы - в нейтралов, пекла и горела. Но - без изменения "генерального курса", без отказа от заявленного. Нужны какие-то... обходные пути.

Первые солнечные дни марта сменились оттепелью. Сыро. Всё тает, грязно, мокро. Серые облака ползут по небосводу, чуть не цепляя отвисшими брюхами кресты церквей. Полчища ворон взлетают при колокольном звоне и чёрной, шевелящейся, каркающей, сварливой сыпью накрывают серый снег, серую землю, с вытаявшими трупами людей и животных.

Вот в такой день ехал я по Киевской горе во двор, где встал Ропак.

Хмурое, серое, туманное утро. Сырое, холодное, промозглое. Холодные капли висели в воздухе, и лицо моё было мокро. Над Киевом стоял мерзкий запах мокрого пожарища. Снег, и без того грязный от сажи и пепла недавно сгоревших домов, усадеб, церквей начал оседать и открывать взору всю ту гадость, которую прикрывал целую зиму, а особливо - последние недели, своим белым покрывалом.

Помимо множества разнообразных экскрементов городских и домашних животных, людей и птицы, являлись на поверхность и непогребённые ещё мертвецы, и части тел их, и всевозможное имение их, брошенное ли, поломанное ли. Киевские погорельцы копались в этих отбросах, споря между собой да с тучами воронья, кормившегося с того же.

Раздоры между предводителями нашего похода подошла к последней грани. Победа наша, взятие "на щит" "матери городов русских", во всякий день могла обернуться погибелью. Недавние победители - полки суздальские и смоленские - готовы были с не меньшей отвагой и геройством вцепиться друг в друга, в страшной сече вырезая своих вчерашних боевых сотоварищей.

Это - мой поход.

Моё дело, моя победа.

Понятно, что он и без меня случился в РИ. Но то, во что развернулось это мероприятие, ряд изменений, навязанных, придуманных, проталкиваемых мною, превратили и без того уникальное событие - общерусский поход против "хищника киевского", в нечто совершенно невообразимое. В момент если не революции, то глубоких реформ, потрясения основ всего святорусского общества.

Будучи едва ли не важнейшей причиной взаимной нелюбви русских князей, дошедшей уже до почти неприкрытой злобы, я не мог даже и пытаться примирить их. Ибо изменения, коих добивался князь Андрей, были, в немалой их части, внушены ему мною самим. Ни сам я, ни уж тем более князь Андрей, по свойству характера его, отступить не могли. Ибо сие означало бы нашу неправоту. И - "Погибель Земли Русской" менее чем через 70 лет.

Однако и боевая победа наша над недавними союзниками была бы несчастием. Чему радоваться, взирая на побитые лучшие полки русские?

Меня пустили во двор, где немногих людей моих спешно окружили оружные смоленские воины. Малый конвой во главе с Охримом, нервно оглядывался. В любой миг могли густо полететь стрелы, истыкивая нас наподобие ёжиков лесных. Или кинуться гридни с мечами обнажёнными во множестве.