– О кампании?
Он повернул голову и, нахмурившись, посмотрел на меня.
– Не строй из себя дурака.
– И не думал, просто решил, что ты имел ввиду именно это.
– Хорошо тогда, я упрощу – давай поговорим о том, что произошло с Эддисон.
Я застонал.
– Да ладно, пап. После последних двадцати часов, она – последнее, о чем я хочу говорить.
– Думаю, нам нужно о ней поговорить.
Я принял сидячее положение.
– Ладно, давай поговорим об Эддисон.
Развернувшись, папа положил руки под голову.
– Берни сказал мне, что ей пришлось выйти из гонки из-за своих чувств к тебе.
– Да.
– Ты играл с ней?
– Почему это автоматически моя вина?
– А почему нет?
– Черт возьми, отец, не преувеличивай.
– Прости, но это правда. Это было правдой с тех пор, как ты вышел из неловкого подросткового периода и девушки стали сами запрыгивать на тебя, – папа с любопытством глянул на меня. – Если бы Торн поступал так же, мы с мамой подумали бы, что как-то не так вас воспитали.
– О, да, идеальный Торн, – пробормотал я.
Папа нахмурился.
– Вот оно что? У тебя проблемы с женщинами, потому что ты думаешь, что мы любим твоего брата больше, чем тебя?
Я рассмеялся.
– Нет, все совсем не так.
– Я очень надеюсь на это. Больше всех на свете я надеюсь, что ты знаешь, как сильно мы с мамой любим тебя. Мы любим всех наших детей в равной степени.
– Я знаю, папа. Поверь мне. Речь идет никак не о вас, когда дело доходит до моего отношения к женщинам. Просто я такой есть.
– Но ты не должен быть таким, сын. Ты можешь измениться.
– В том-то и дело, что я изменился, – я тяжело сглотнул. – Я признался ей в любви, папа.
Отец открыл рот и, чтобы вернуть самообладание, ему понадобилось несколько секунд.
– Правда?
– Да.
– И не было никакого подтекста?
Я в раздражении поднял руки.
– Иисус, почему никто мне не верит?
– Прости, просто... ты удивил меня.
– Поверь, я сам себя удивил, но это правда. Я люблю ее.
Лицо папы посветлело.
– Это же чудесно, Баррет. Я так горжусь тобой.
– По крайней мере, ты видишь, что я искренен.
– Эддисон не поверила тебе?
Яростно покачав головой, я ответил.
– Даже когда я сказал, что было у меня на сердце, Эддисон не смогла мне поверить.
– Почему?
– Она сказала, что после всех месяцев вместе, она не знает, что – настоящее, а что – подделка.
– О, сын, мне так жаль.
Я рвано выдохнул.
– Я никогда представить не мог, что признаюсь женщине в любви, и чертовски уверен, что никогда не пойму, почему она не поверила мне.
Папа похлопал меня по ноге.
– Ты должен заставить ее поверить тебе.
– Как, черт возьми, ты себе это представляешь?
– Борись за нее. Покажи, что ты на самом деле чувствуешь. Заставь ее поверить без капли сомнения, что ты любишь ее.
Когда я посмотрел на решительное лицо отца, понял, что он был прав. И хотя у меня не было ни малейшего представления, как это сделать, я должен был изо всех сил бороться, чтобы заставить Эддисон увидеть, что она является для меня единственной женщиной. Я должен развернуть собственную кампанию – по завоеванию сердца Эддисон.
Глава 20
В бейсбольной кепке поверх парика платиновой блондинки и в огромных солнцезащитных очках я прокралась через служебный вход клуба «Divas». С самого расставания с Барретом я жила в квартире Эвана в Арлингтоне. Это был самый легкий способ избежать прессы. Если бы они прознали, что я вернулась в Вашингтон, они бы следили как за моим домом, так и за домом Баррета.
Сначала я соврала Эвану и сказала, что меня убрали из кампании до дня выборов. Я просто эмоционально не была готова для честного рассказа о произошедшем. Но потом, через несколько дней, он поймал меня за записью фейкового «Я заболела, поэтому выбыла из гонки» видео. После этого я открыто призналась во всем, не забыв удариться в сопливую и слезливую истерику. К своей чести, Эван утешил меня и дал немного времени. Он не задавал вопросов о моих действиях.
Но в покое меня оставил не только Эван. Я совершенно ничего не слышала от Баррета с тех пор, как бросила его в Напе. И я не знала, как это воспринимать. Он уважал мое желание побыть наедине с собой? Или осознал, что купился на все эти притворства и на самом деле не любил меня, как думал? В конце концов, я просто струсила позвонить или написать с просьбой о встрече.
Хоть и ненавидела себя за это, иногда я просто срывалась и просматривала видеосъёмки кампании, особенно те, где был Баррет. С тех пор как мы расстались, он работал, как сумасшедший. Мужчина выглядел каким-то измученным – под глазами залегли темные круги, а его обычное веселое настроение сменилось мрачным. Влюбленная часть меня верила, что перемена в Баррете началась из-за реальной любви ко мне, но другая половина противостояла, утверждая, что его мрачность была следствием моего отказа.