— Кустодио, это я послала негра Фиделиса. Но, видно, богу не угодно было, чтобы он выполнил мой приказ, и наш сын остался неотомщенным. К чему мне мучиться и жить, если он умер?
Мосинья лежала бледная, без кровинки. Через неделю она скончалась. Я похоронил бедняжку там же, рядом с сыном. А сын Касуса Леутерио закончил образование, и отец закатил пир. Три дня и три ночи плясали в Жатоба. Он командует на выборах и в суде. Правительство у него в руках. Только ваш сын Апарисио не подвластен ему.
Голубые глаза старика затуманились слезами. У Жозефины не хватило духу прервать тягостное молчание. Но тут подошел Бентиньо, и капитан поднялся, чтобы пожать ему руку:
— Мальчик, как же вы исхудали.
Бентиньо улыбнулся, потом сказал:
— Капитан, я здесь для того, чтобы работать. Моя мать, наверно, говорила уже с вами.
— Тут не о чем и говорить. Семья Апарисио Виейра — моя семья! Здесь, в Рокейре, вы у себя дома. Когда Апарисио посылал свою мать сюда, он знал, что может положиться на друга. Я и пришел к вам для того, чтобы договориться об этом. Сеньора дона Жозефина, у меня имеется какая-то сумма для передачи вам. Деньги прислал Апарисио с распоряжением вручить их вам в руки. Это его деньги. — Он вытащил из сапога пакет и передал его старухе. — Я не считал, сеньора Жозефина. Как получил, так и отдаю. Да, о том, чтобы не привлекать к себе внимания… Бентиньо лучше не показываться на людях. Работа для него у меня найдется. Никому и в голову не должно прийти, что здесь, высоко в горах, живет мать великого сертанца Пернамбуко. В доме никто ни о чем не будет знать. Я сказал, что приехали из Пажеу родственники Мосиньи, и все поверили. А Касусо Леутерио убежден в том, что капитан Кустодио дос Сантос — просто шелудивый пес, без стыда и совести и молча снесет любой пинок, любое оскорбление, как последний бездомный бродяга. Я знаю, и все в округе знают, что Касусо Леутерио разбогател, переправляя контрабандой водку на другой берег. А тебе, мальчик, я хочу дать совет: оставайся здесь с матерью и не отходи от нее ни на минуту. Твой брат Апарисио говорил мне: «Капитан Кустодио, у кангасейро свои обязанности, но моя мать много перенесла горя из-за меня, и я хочу сделать все, чтобы она больше не страдала по моей вине».
Наступили сумерки. И, как только скрылось солнце, в этом заброшенном углу запели, закричали, завыли ночные его обитатели. Пение птиц становилось тише и все печальнее, как бы предвещая вечный покой. На прощание капитан сказал:
— Можете быть уверены, дона Жозефина, здесь никто не будет докучать вам. Сюда, на край света, не заглянет ни одна живая душа. В фазенде я сказал всем, что отдал этот участок вдове, родственнице Мосиньи. А тому, что я говорю, люди верят. Мальчик может приходить и работать, где захочет. Пусть только не болтает сам и не слушает болтовню других. Правда, у меня все люди проверенные, но все же нужно помнить, что в Апарисио Виейра — спасение нашего края. Если бы не он, то из каждого угла вылез бы какой-нибудь касуса леутерио.
Он простился и, уже сев на коня, церемонно взмахнул шляпой. Раздался топот копыт: в ночной тишине казалось, будто мчится целая кавалькада — вспугнутые птицы встрепенулись на ветвях жуазейро. Жозефина посмотрела на Бентиньо, взгляд ее сказал многое. Сын опустил голову, и до него донеслись суровые и грозные слова матери:
— Сын мой, бог осудил нас навсегда. Проклятие Апарисио, Домисио и твоего отца тяготеет над нами. И так будет до конца наших дней. Такова воля божья, все в его руках. Тебе лучше уйти от меня. На свете много мест, где человек может найти себе приют. Неужели моя жизнь станет для тебя наказанием?
Бентиньо не осмелился взглянуть в скорбное лицо матери. Ему хотелось обнять ее, целовать ей руки, но он был мужчина, глава семьи. И с мужеством отчаяния он ответил:
— Мать, господь дает людям железное сердце и неслыханную силу, чтобы вынести его кару.
— Нет, сын мой, бог покинул меня. Я видела, как кровь наших людей вошла в землю. Видела, как собаки лакали человеческую кровь. Кровь, всюду кровь на моем пути. Апарисио убивает, Домисио, у которого была душа невинной девушки, убивает. И ты, сын мой, если не уйдешь от меня, кончишь тем, что начнешь убивать, как они.
Ночной ветер зашумел на вершине горы. Бентиньо зажег плошку, и туча москитов ворвалась в дом.
— Будет дождь, — сказала мать просто, обычным голосом. Это была снова мать из Аратикума.
III