Каникулы

Не удержав флакон с лекарством левой рукой, он выронил его, и тот укатился прямо мне под ноги. Я подняла флакон, подошла к Ю Джону и, быстрым движением схватив его за руку, вылила жидкость на рану. Антисептик пузырился и шипел, а я убирала остатки грязи ватой. Затем я смочила лекарством чистый кусок ваты и приложила к его пальцам.

– Надо забинтовать, – сказала я.

Он покачал головой:

– И так заживет.

Тут я сообразила, что все еще держу его руку, хоть и не могу больше ничем ему помочь. И он не отнимал ее. Странно, но вид его содранной кожи заставлял меня морщиться от боли. Я не чувствовала ничего подобного, когда той ужасной ночью бинтовала раны Су А.

Вспомнив о ней, я невольно повернула голову в ее сторону. И, перехватив ее взгляд, оторопела. До сих пор бездумно пялившаяся в стену, теперь она смотрела на меня в упор, и ее взгляд пылал такой злобой, что налитые кровью выпученные глаза Чан Мина показались мне теперь вполне дружелюбными. Ее прищуренный немигающий взгляд источал змеиный яд. И отравить им она хотела меня.

Ю Джон вдруг отстранился и молча вышел, оставив меня наедине с матерью и дочерью, между которыми, казалось, не существовало вообще никакой связи, кроме того, что обе они казались мне спятившими.

Когда мы остались втроем, Су А наконец отвернулась, и я вспомнила, зачем пришла сюда. Моя собственная рука все еще была в крови, а рану покрывал слой грязи. Я смочила вату антисептиком и протерла ладонь. Мне хотелось поскорее уйти, оставив мать и дочь наедине, как вдруг в руках у женщины я заметила мобильный телефон, и в мозгу родилась совершенно неожиданная мысль.

Я резко повернулась к ней. До сих пор не знаю, как подобное пришло мне в голову, но я выпалила на одном дыхании:

– Вы знаете, мы с Су А так сблизились в лагере, и вот сегодня вы увезете ее, а у нас даже нет ни одного фото вместе. И здесь запрещено пользоваться телефонами… Могу я попросить ваш? Всего одно селфи.

Женщина уставилась на меня, выпучив глаза. Она молчала, и я не могла понять, сообразила ли она, что мне нужно.

– Телефон, – повторила я как можно более внятно, – можно мне ваш телефон?

Неловким движением мать Су А вытянула руку вперед, так что мобильник едва не выскользнул из ее рук. Я выхватила его.

– Спасибо, – кланяясь, я попятилась назад. – Сейчас, секунду…

Я открыла камеру и приблизилась к кушетке. После ухода Ю Джона к Су А вернулось прежнее безразличное выражение, она просто пялилась в стену. Я подошла ближе, встав к ней вплотную, и присела так, чтобы мы обе были в кадре:

– Раз, два… Три!

На мгновение вспышка ослепила меня.

– Я только… Скину фото себе, хорошо? – Не глядя на них, я застучала пальцами по сенсорному экрану.

Нашла папку «Сообщения». «Создать новое». Переключилась на латиницу. «Мама, это секта. Помоги. Катя у них». Ввела мамин номер – его я помнила наизусть. «Отправить». Спустя пару секунд вернулось заветное – «Доставлено». Я тут же удалила только что отправленный текст.

У меня на лбу выступил пот, руки подрагивали, но, посмотрев на Су А и ее мать, я подавила нервный смешок: ни одной из них, похоже, не было до меня дела – они бы не спохватились, даже если бы я начала звонить матери и болтать с ней по-русски. Прежде чем протянуть телефон хозяйке, я открыла «Галерею».

– Отличная фотка, Су А, – сказала я, щелкая по пиктограмме последнего снимка. – Я сохраню его как память о нашей встре…

Снимок, появившись на экране, заставил меня замолчать. Пальцы мгновенно стали липкими и предательски скользили, когда я пыталась убрать их от картинки. Даже касаться того, что я увидела, было противно.

На фото мое лицо, расплывшееся в неестественной от уха до уха улыбке, соседствовало с чем-то странным. Су А получилась размыто, ее лицо проглядывало как будто сквозь марево и выглядело зловеще. Мертвенно-бледная кожа в обрамлении черных волос, застывшие глаза и полностью смазанная нижняя часть лица, выглядевшая уродливым месивом, как будто ее облили кислотой.

Я не заметила, как мать Су А приблизилась ко мне. Видимо, ее насторожило то, как долго я пялилась в экран. Взглянув на него, она тут же выхватила мобильник из моих рук.

– Это не она! Я говорила тебе – это не она! – закричала женщина, словно в исступлении. – Это не она, а Ри Ю! Это Ри Ю!

Она размахивала телефоном так, что он точно разлетелся бы на части, задень она стол или дверной косяк. Я не могла больше здесь находиться. Все внутри меня кричало: «Беги! Беги отсюда!» и я сбежала.

В несколько прыжков преодолела расстояние до собственного ханока, но, вместо того чтобы войти туда, бросилась в лес. Да, в лесной чаще, там, куда еще несколько дней назад я ни за что не отправилась бы в одиночку, я теперь чувствовала себя спокойнее. Дальше, дальше от этого проклятого лагеря, пока глаза не перестали различать постройки с загнутыми кверху крышами.

«Они обе безумны – и мать, и дочь», – шепнул внутренний голос, и я раз за разом повторяла про себя эти слова, усмиряя стук сердца, которое колотилось как бешеное, отдаваясь болью в висках.

Вдох-выдох. Вдох-выдох. И еще раз. Вдох-выдох.