Каникулы на Тисовой (СИ)

— Вас это расстраивает, Поттер? — хмыкаю я. — Вам больше по душе образ злобного профессора зельеварения, которого вы наблюдаете из года в год в подземельях Хогвартса? Не вопрос, если вам нравится общаться со мной в этом ключе…

— Вы неправильно меня поняли, сэр, — перебивает меня Гарри. — Просто так непривычно знать вас три года как не самого приятного в общении учителя, к тому же вы явно не испытывали ко мне никаких добрых чувств, скорее, наоборот. И вдруг такие перемены. Согласитесь, их сложно не заметить. И не поинтересоваться причинами.

— Согласен, Поттер. Скажем так, я был неправ, когда набрасывался на вас, обвиняя во всех грехах. И пересмотрел свое мнение относительно вас. — Пауза. — Я удовлетворил ваше любопытство, мистер Поттер?

Гарри смотрит на меня в упор своими зеленющими глазами уже минуты две, порываясь что-то сказать, но каждый раз так и не решаясь. В итоге он запускает пальцы в свои черные как смоль волосы и тихо шепчет:

— Спасибо, сэр. Это очень важно для меня.

— Пожалуйста, Поттер. Раз уж вы в очередной раз нарушили все мои планы, могу предложить вам партию в шахматы. Вы умеете играть в шахматы, Поттер?

— А давайте сыграем, сэр! — весело отвечает Гарри, улыбаясь во весь рот. — Только я не очень хорошо играю, Рон постоянно у меня выигрывает.

— Вот сейчас и проверим, на что вы способны, Поттер. Ваши черные или белые?

За два часа я дважды выигрываю, а одну игру мы сводим вничью. Поттер абсолютно не расстраивается из-за проигрыша, я бы даже сказал, наоборот. Последнее время он абсолютно свободно чувствует себя в моей компании, и мне, как ни странно, это нравится. Именно такой Поттер, веселый, живой, с игривыми искорками в зеленых глазах очень сильно напоминает мне мою Лили, яркое рыжеволосое солнышко моей непутевой жизни…

К соседнему дому подъезжает машина. Мы с Гарри стоим у окна, наблюдая, как из нее выходит Вернон Дурсль и направляется в дом. Один. Жены с сыном нет.

— Наверное, они остались у тети Мардж, — тихо шепчет Гарри, меняясь в лице.

Я внимательно наблюдаю за ним. Расслабленные ранее плечи напрягаются, зубы прикусывают губу, а в глазах появляется страх.

— Поттер, мне проводить вас? — участливо интересуюсь я, кладя руку ему на плечо.

— Все будет хорошо, профессор, — вымученно улыбается он, на долю секунды касаясь меня своим плечом.

— Он мой родной дядя. Может, он не слишком добрый, но вряд ли мечтает меня убить.

— Что ж, Поттер, желаю вам удачного вечера с вашим дядей, — монотонно произношу я, убирая руку.

— Спокойной ночи, профессор.

Некоторое время ничего не происходит. Поттера спокойно впускают в дом, где пару раз оскорбляют и отправляют в свою комнату. Я расслабляюсь в кресле с очередным фолиантом по зельеварению, время от времени делая глоток сухого красного вина, подаренного мне Люциусом еще на день рождения. Рядом дремлет большой черный кот, сильно смахивающий на книззла. Часы показывают десять вечера. Вот и еще один день прошел. Полмесяца моего заточения в городе детства выливаются во вполне пристойный отпуск вдали от нравоучений Дамблдора, холодных подземелий и кипящих котлов с очередным зельем. И от людей, за исключением Поттера.

Абсолютно нормальный ребенок, трудолюбивый, неглупый, в меру рассудительный, немного взбалмошный. И чего я на него взъелся на первом курсе? Да, внешне похож на своего отца. Но характером, как выяснилось буквально недавно, пошел в мать. Гарри Поттер, наказание мое зеленоглазое…

Прослушивающая сфера на камине покрывается дымкой и предупредительно попискивает. Я нехотя вытаскиваю из рукава палочку и левитирую ее на столик по соседству с креслом. Включаю звук. Слышу, как кричит Поттер, срываясь на истерику. Что там у него опять стряслось? Делаю звук громче.

— Не смей прикасаться ко мне, слышишь? Я заколдую тебя, и мне плевать, что меня исключат! Не трогай меня, подонок!

В комнате что-то падает, разбивается, ломается. Чуть позже я различаю противный голос Дурсля:

— Что, щенок, говоришь, заколдуешь? Мал еще, дорасти сначала.

— Отпусти, сволочь, мне больно! Я тебя в полицию сдам, извращенец! — Жалкий голос вперемешку со всхлипами заставляет меня поставить бокал с вином на стол и напрячься.

— Не сдашь, ты, мерзкий ублюдок! Думаешь, тебе снова удастся вырваться, как в предыдущий раз? Ошибаешься, я все предусмотрел. Сегодня твоя тетя нам не помешает. Никто нам не помешает. Не сопротивляйся, щенок, тебе же будет хуже! Если не будешь трепыхаться, я сделаю все быстро и почти не больно, обещаю…

Он… что? Я подрываюсь с кресла и уже через секунду аппарирую в дом Дурслей. Сцена, свидетелем которой я оказываюсь, вызывает у меня рвотный позыв, который я тут же подавляю. Гарри стоит на коленях около своей кровати, со спущенными штанами и задранной на голову рубашкой, полностью закрывающей его лицо. Над ним нависает толстая жирная туша его дяди, которая со всей силы вдавливает спину мальчика в матрас, вывернув его руки назад и сжимая их левой рукой. Правой рукой Дурсль торопливо выдергивает ремень из своих брюк.