Когда из леса гурьбой показались возглавляемые вожатыми ребята – кто-то из них даже помахал лагерному, – Семён вздохнул было с облегчением. Однако кое-кого не хватало, и старик снова забеспокоился. И только спустя несколько долгих-предолгих минут из леса показались ещё две фигуры, невидимые, как и сам Семён, для стоящего у ворот толстяка-охранника, с облегчением вытиравшего сейчас пот со лба.
Теша и Леший шли рядом и вели неторопливую дружескую беседу. Остановившись у крайних деревьев, лешак оглянулся, кивнул Семёну, пожал лапку Теше и исчез. Семён не спеша, степенно, подошёл к Теше и тоже пожал ему перепачканную лапку.
– Ну… ну, гастролёр! Уважаю!
Теша, похожий сейчас на хвостатый и ушастый комок грязи, немедленно застеснялся, а Семён тут же отвесил ему подзатыльник.
– За что? – пискнул Теша, но его уже подхватили на руки и потащили сквозь забор в лагерь. – Я и сам могу! – попытался было отбиться квартирный.
– С такими лапами?! – возмущённо фыркнул Семён. – У меня, между прочим, полы чистые, не будь я банник! Уж тебе-то, милок, точно хорошая баня не помешает…
– Надо бы для Теши прихватить, – с набитым ртом проговорила Тоха и тут же, взяв с блюда очередную булочку, сунула в карман. Лицо её при этом почти сразу приняло задумчивое выражение. Тоха принялась лихорадочно ощупывать все свои карманы, а затем замерла, глядя прямо перед собой.
– Ты чего? – Миша, сидевший рядом с ней, подумал, что Тоха, может быть, подавилась.
– Мне надо вернуться в лес, – шёпотом сообщила девочка. В глазах её уже стояли слёзы, и Миша не на шутку испугался. Бесстрашная Тоха не плакала никогда.
– С ума сошла? – так же шёпотом спросил он, оглянувшись на взрослых. В столовой вокруг беглецов сейчас собрался, похоже, чуть ли не весь персонал лагеря. Тоха отчаянно замотала головой.
– Я потеряла мамину медаль!
Глава восьмая
Родительский день
Со всего шестого отряда «Искателей» и отдельно – с Антонины Гавриной из седьмого отряда «Бобрят» отныне не спускали глаз все вожатые поголовно, а так же охранник, завхоз, музыкальный руководитель и прочие сотрудники лагеря «Солнышко», от технички до директрисы включительно. Стоило только кому-нибудь из ребят сделать пару шагов в сторону, как откуда-то тут же возникало двое-трое взрослых, ненавязчиво любопытствующих: а куда это ты, дорогой, собрался?
Лиза Исакова наконец ощущала себя вполне счастливой: ей доставалось столько внимания, сколько она заслуживала.
Дима Доброхотов и Митя Гроссман страдали. В таких условиях любые подвиги и авантюры стали просто невыполнимы. Что уж тут говорить о поисках клада!
Тоха Гаврина ходила мрачная и угрюмая. Глаза у неё были вечно красные и опухшие, как будто по ночам она украдкой плакала в подушку, но застать её за этим занятием уж точно никому бы не удалось. Она только вела себя ещё задиристее, чем обычно, высмеивала всех окружающих и будто всё время вызывала кого-то на бой. Четырежды её ловили при попытке сбежать: один раз у ворот лагеря и один – почти наверху забора. Ещё дважды она пыталась удрать вплавь с лагерного пляжа.
…Идея принадлежала Мише. Теша рассказывал ему про события той знаменательной ночи и уверял, что с Лешим вполне можно договориться, «если с ним по-хорошему». Однако все эти заверения лишь укрепили Мишу в мысли, что Лешего прежде всего необходимо задобрить. Поэтому он долго и вдохновенно рассказывал Ксюше, как здорово будет начать новую традицию лагеря, и как запомнят это все ребята в лагере и их родители. А после уже Ксюша с горящими глазами убеждала в том же самом директрису Зою Валерьевну. А ещё позже сама Нагайна подсчитывала какие-то расходы, что-то вычёркивала и звонила куда-то, чтобы договориться о льготных поставках саженцев. В конце концов Ксюша радостно сообщила Мише, что всё должно получиться. Оставалось только ждать родительского дня. И он, конечно, наступил.
С самого утра во всём лагере царило весёлое оживлёние. Даже те ребята, чьи родители по каким-то причинам не могли приехать – таких было больше всего в старших отрядах, – радовались предстоящему празднику.
Старенький «Икарус» только-только двумя «партиями» привёз родителей в лагерь, и теперь на всех лавочках кто-то сидел, кто-то обнимался, кто-то что-то рассказывал. Некоторые ребята водили мам и пап (а кое-кто – заодно младших сестёр и братьев) по территории и показывали свои комнаты.
К Мише приехала только мама: папа так и не смог отпроситься с работы. Зато мама радовалась сыну так, будто не видела его по меньшей мере несколько лет. Она с воплем с разбегу заключила его в объятия, долго рассматривала, не выпуская из рук и наконец объявила, что он, несомненно, вырос, возмужал и загорел.