Как и в случае многих других долговременных природных и культурных процессов, политическую адаптацию к гидравлическому способу производства определяли именно чрезвычайные или экстремальные ситуации, а не нормальные условия. В Китае, как и в Египте, ирригационное земледелие могло процветать без какой-либо необходимости в высокой централизации государственной власти, если основные гидротехнические сооружения и механизмы контроля над наводнениями функционировали должным образом. Но в ситуациях, когда огромным плотинам и дамбам на крупных реках угрожали наводнения или землетрясения, только центральная администрация могла мобилизовать ресурсы и рабочую силу в достаточно крупных масштабах. Например, в эпоху династии Хань плотность населения была самой высокой на Великой Китайской равнине, в провинциях Шаньси и Хунань. Периодически Хуанхэ выходила из берегов и затапливала огромные территории равнины. Чтобы предотвратить эти бедствия, центральные власти осуществляли надзор за строительством дамб и плотин. Это приводило к увеличению объёма воды в запрудах и повышению её уровня в сезоны наводнений, из-за чего увеличивался ущерб, который могла нанести река, когда прорывалась через возведённые на её пути преграды. После того, как в 132 году до н. э. Хуанхэ прорвала дамбы, было затоплено 16 районов, а на равнине появился целый новый её рукав. От этих событий пострадали десятки миллионов крестьян. Прорыв оставался открытым в течение 26 лет, пока место происшествия не посетил сам император У-ди, который лично проконтролировал его устранение. Во II веке н. э. в том же месте произошёл ещё один прорыв, причём теперь изменилось русло уже всей реки, которая нашла новый путь к морю – в сотне миль от своего прежнего устья. Работы по восстановлению гидротехнических сооружений вновь затянулись, на сей раз на несколько десятилетий.
Все эти факты позволяют сделать два вывода. Во-первых, никакие усилия на уровне отдельно взятой деревни, округа или даже провинции не соответствовали масштабам задач – в противном случае между прорывом дамб и их восстановлением не проходило бы столько лет. Во-вторых, тот, кто владел средствами контроля над рекой, буквально владел средствами контроля над продолжительностью жизни и благополучием огромного количества людей.
На мой взгляд, в пользу гидравлической теории последовательно свидетельствуют фактические данные, полученные благодаря археологическим открытиям. Когда эта теория была впервые сформулирована, не существовало почти никаких сведений об условиях, которые привели к возникновению государств и империй Нового света, основанных на управлении аграрными ресурсами. Но именно работы Витфогеля стали стимулом для предпринятой в конце 1930-х годов первой попытки археологов обнаружить наличие ирригации на этапе становления государств коренных народов Южной Америки. Недавние работы археологов Колумбийского и Гарвардского университетов подтверждают представление о том, что рост городов, государств и монументальной архитектуры доколумбовых культур высокогорной и прибрежной частей Перу происходил постепенно, по мере увеличения размеров и сложности ирригационных систем в этих территориях. Значимость ирригации также подтвердили раскопки, выполненные в Мезоамерике Уильямом Сандерсом и Ричардом Макнейшем. Как было показано в предыдущей главе, именно гидравлическое сельское хозяйство было основным источником существования для Теотиуакана и ацтекского царства каннибалов.
По мнению Витфогеля, у гидравлической теории имеются зловещие последствия для нашего времени. Прослеживая происхождение основанной на управлении аграрными ресурсами формы деспотизма в конкретных экологических условиях, Витфогель подчёркивает, что после её появления она распространялась посредством завоеваний далеко за пределы места своего зарождения – полупустынных речных долин. В частности, Витфогель настаивает, что монголы перенесли подобную форму деспотизма из Китая в Россию после того, как завоевали Центральную Азию и Восточную Европу. В царской России та же самая система «восточного деспотизма» просуществовала до XX века, однако большевистская революция и ленинская «диктатура пролетариата» не были, по мнению Витфогеля, промежуточными шагами на пути к восстановлению свобод, которые имелись в распоряжении людей до возникновения государства – напротив, они привели к восстановлению централизующих полномочий государства и усилению тирании царистского типа благодаря развитию индустриальных средств эксплуатации и контроля. Коммунистическую революцию в Китае Витфогель рассматривает в качестве восстановления древней имперской системы и основания ещё одной династии после очередного коллапса и непродолжительного периода, когда Китай находился под контролем иностранных держав. В силу сохранения в сегодняшнем Китае аграрной и гидравлической структуры экономики такая логика рассуждений представляется более уместной именно в случае этой страны, а не России, где в настоящий момент преобладает индустриальный способ производства.