Каннибалы и короли. Истоки культур

Ответ на этот вопрос, на мой взгляд, заключается в том, что, пока крепостные и свободные крестьяне могли поддерживать относительно высокий уровень благосостояния при помощи своей традиционной сельскохозяйственной деятельности, города и рынки росли медленно. Для того, чтобы коммерческая жизнь достигла такого масштаба, когда она оказалась в состоянии угрожать феодальному статус-кво, требовалось увеличение плотности населения. По мере роста плотности населения снижалась эффективность сельского хозяйства, а вместе с ней и его рентабельность – как для крестьян, так и для феодалов. Это побуждало феодалов искать дополнительные источники дохода, наиболее важным из которых было разведение овец для получения шерсти. В свою очередь, эта деятельность ограничивала площадь земель, доступных для выращивания продовольственных культур, уменьшала размеры крестьянских наделов, приводила к обнищанию большей части сельского населения и стимулировала миграцию в города и центры производства шерсти.

Дальнейшее описание этого процесса во многом основано на работе «Бедность и прогресс» Ричарда Г. Уилкинсона, который указывает, что в Англии XIII века происходило снижение плодородия пахотных земель и урожайности по отношению к количеству посаженных семян:

«Сбалансированная система средневекового сельского хозяйства была нарушена. Расширение пахотных площадей не сопровождалось достаточным расширением пастбищ и увеличением поголовья животных, способных давать навоз… Промежутки пребывания земли под паром сократились, при этом в обработку стали вводиться земли более низкого качества» [Wilkinson 1973: 76–77].

Попытки повысить урожайность на единицу площади предпринимались при помощи известкования, удобрения земли мергелем, вспашки с добавлением соломенной золы, более интенсивного посева и экспериментов с новыми семенами – но всё было тщетным. Несмотря на то, что совокупный объём производства вырос, население увеличилось ещё больше. С конца XII по начало XIV веков цены на пшеницу почти утроились, тогда как английский экспорт шерсти вырос лишь на 40 %. Рост цен на зерно означал, что семьи, у которых не было достаточно земли, чтобы прокормить себя, оказались на пороге нищеты или перешагнули его.

Как уже отмечалось при рассмотрении демографического роста у яномамо, для периода, непосредственно предшествующего перегрузке и истощению доиндустриальной экосистемы и наступающего вскоре после этого, должны быть характерны пиковые показатели убийств детей женского пола. Эту гипотезу невозможно проверить на примере яномамо, однако в нашем распоряжении имеются данные по Англии времён позднего средневековья. Как указывает Джосия Рассел [Russel 1948], в промежутке между 1250 и 1358 годами соотношение между мальчиками и девочками в Англии достигло пикового показателя 130:100 и сохраняло резкий дисбаланс в течение ещё одного столетия. Поскольку в иудео-христианской традиции инфантицид считался полноценным убийством, родители, конечно же, прилагали все усилия для того, чтобы создавалось впечатление, будто смерть нежеланных младенцев была чистой случайностью. В исследовании Барбары Келлам [Kellum 1974], посвящённом детоубийству в Англии XIII–XIV веков, говорится, что в тех случаях, когда смерть ребёнка наступала от ошпаривания кипятком из кастрюли, опрокинутой с плиты, или когда ребёнок тонул в чане с молоком либо падал в колодец, нужно было вызывать коронера. Однако случаи, когда ребёнок задохнулся – а именно так выглядела наиболее частая причина «случайных» детских смертей, – разбирал приходской священник. Смерть от нехватки воздуха обычно связывали с тем, что мать «прилегла» на ребёнка во сне, поэтому матерям в таких ситуациях редко назначалось более суровое наказание, чем публичное порицание и покаяние в виде питания хлебом и водой.

Утверждения, что мать могла нечаянно прилечь на ребёнка и задавить его, были основаны на праве матери кормить детей в собственной постели, оставляя их рядом с собой на ночь, хотя она была обязана проявлять осторожность, чтобы, заснув, не подмять ребёнка под себя. Когда младенец умирал именно при таких обстоятельствах, доказать намеренный характер убийства было невозможно. В то же время очевидно, что матери, имеющие серьёзные стимулы к воспитанию своих детей, редко подминают их под себя, когда переворачиваются во сне. Поэтому единственным объяснением огромного дисбаланса в соотношении между мальчиками и девочками во времена позднего Средневековья представляется избирательное детоубийство, а не несчастные случаи.