Каннибалы

Петр взял айпэд в руки. Встал. Как будто это помогло бы понять случившееся. Но не помогло. Буквы складывались в слова, смысла в них не было.

Три изрешеченных труппа сейчас находились в столичном морге Конго. Ждали российского посла для транспортировки на родину. Перепуганный водитель – единственный выживший – противоречил сам себе.

Пальцы прыгали по экрану, набирали и сбрасывали разные новостные сайты. Петр пытался выловить больше фактов.

– Кошмар, – сказал отец. – Жалко парней. Такие молодые… Вот ведь сволочная профессия, – он покачал головой. – Не ходите, дети, в Африку гулять.

Андрей на фотографии улыбался.

«Я… Потому что я его отпустил – и упустил. Поверил в туфту про бабский журнал, – ошеломленно думал Петр. – Не просек. Не проверил. Не прикрыл. Не довел. Отвлекся. Забыл. Был занят проблемами Бориса». Положил айпэд не глядя – на тарелку. Планшет сполз. Сбил нож, нож звеня упал на пол.

– Да, я его знал, – еле шевельнул языком Петр. – Андрея. Еще по Питеру.

Отец покачал головой, «ровесники», подумал о сыне, об убитом журналисте. Он наклонился, поднял упавший нож. «Всегда тяжело, когда умирает твой ровесник». Суеверно постучал ножом по столу, а потом бросил в раковину.

8

Не то чтобы я прятался за «поколение», нет. Просто мне трудно представить человека примерно моего возраста (возраст означает определенный пакет «опыта», а я-то знаю, что в этом «пакете»), у которого есть простой и четкий ответ.

Ну, смотрите. Сначала мы росли советскими октябрятами и даже пионерами. Нас учили, что родина – это Родина. Великая, прекрасная, справедливая. В кольце врагов: потому что когда ты на стороне добра, против тебя восстает зло. Но и в кругу друзей тоже: потому что когда ты на стороне добра, к тебе придут те, кто тоже против зла.

Облом у каждого случился по-своему.

У меня – когда я узнал, что наша страна во время войны сдала своих пленных. Война для нас всех всегда одна – 1941–1945, тут уточнять не нужно. Был и Афган, да, но – где-то там. Не с нами и не про нас. Почему-то старинная война наших дедушек и бабушек казалась ближе. Именно это делает нас «поколением». Для нынешних двадцатилетних малышей «война» это, может, Чечня. А может, и Украина. Не знаю! Я про них вообще мало что знаю – как будто мы живем в разных геологических разрезах… Так вот, факт меня потряс. Мужчины, парни, тысячи, сотни тысяч оставили семьи, любимых, детей и пошли защищать родину, потом попали к немцам в плен. А Родина… Нет, она не подняла бучу. Не обратилась в Красный Крест. Не начала с врагом переговоры насчет пленных. Она сделала вид, что их больше не знает. И даже объявила изменниками и дезертирами. Сдала. Бросила. Предала. Меня этот факт истории потряс довольно сильно. Я увидел не родину-мать, как нас учили, а мамку-чудище, мамку-зло, мамку-говноматку, вроде наркошей, на которых я потом насмотрелся в ментуре: они своих детишек продают за укол. И тут у меня все разом как отрезало: и любовь, и гордость, и верность.

Предательство – самое сволочное дело на свете. Такое не прощают. Не я.

Мы были поколением, которому сначала воздвигли сказочку, а потом ее разбили, когда рухнул и СССР. В истории много чего повернулось другой стороной. Где мерещилось добро, оказывается, было зло. Но ни Сталин, ни лагеря, ни террор меня почему-то так по башке не шибанули, как история с советскими пленными в 41 году. Потому что… А впрочем, что тут объяснять. Как говорится, если такое надо объяснять, то ничего объяснять и не нужно. Все равно друг друга не поймем.

К чему я это рассказываю. Когда папаня показал мне в новостях фотку Андрюхи, когда я узнал, что троих журналистов расстреляли на дороге в Конго, у меня сначала внутри что-то оборвалось. А потом я понял, что именно: я почуял, что это как-то связано с Борисом, и чувство это было тошнотворным, как ужас, как потеря веры. Как вонь свершившегося предательства.

Зло вообще воняет.

Мозг рептилии улавливает сперва эту вонь. Потом подключаются высшие отделы мозга, сознание, память. Я мигом вспомнил, что рассказывал Борису про журналистов, про Андрюху. Вспомнил, что попросил Бориса им помочь. Я вспомнил, что Борис позвонил в Конго, дал знать Игорю из частной военной компании «Викинг», которая в Конго охраняет наши алмазные шахты.

Не наши шахты – шахты Бориса.

Андрюха просил о помощи меня. Я – Бориса. А Борис передал приказ «Викингу» в Конго: дать журналистам водилу – помочь.

Теперь в Конго три трупа журналистов.

Нет-нет, на Бориса я никогда не смотрел как на отца. Мой собственный папаня сделал и делает свою работу на отлично – я не ищу у старших мужчин ни одобрения, ни родительской любви, ни образец для подражания.