– Зачем? Вы же не упали. Испорченная канифоль обезврежена. Все хорошо. Никто не пострадал.
Ответ ей не понравился.
– Ваш телефон, – напомнила, подала Белова.
– Да, спасибо.
Петр уронил телефон в карман и повторил:
– Спасибо.
Протянул руку. Белова пожала:
– Я должна знать. Не люблю, когда меня считают сумасшедшей.
– Узнаю – сообщу, – лживо пообещал Петр уже из лифта.
Как только двери сомкнулись, он включил телефон, который отдала ему Белова. Телефон начал искать сеть.
Кто не слышал выражение «кровавые алмазы»? Те, кто вообще не знает, что такое алмазы. Алмазы добывают в Африке. А в Африке не все, прямо скажем, спокойно. «Не ходите, дети, в Африку гулять. В Африке акулы, в Африке гориллы, в Африке большие злые крокодилы», – стишок, знакомый с детства. Мое вот пришлось на советский закат. Но с тех пор в Африке мало что изменилось – если не считать опасно уменьшившейся популяции горилл.
В Африке стреляют. В Африке всегда идет какая-нибудь гражданская война. В том числе и там, где добываются алмазы. Контроль над шахтами получают не корпорации или правительство, а люди с автоматами. Они продают алмазы. Это и есть «кровавые алмазы». Потому что они покупают еще больше оружия, а значит, подливают бензин в огонь гражданской войны. Покупать алмазы у людей с автоматами – не просто аморально. Это запрещено на мировом уровне. Это все знают.
Как знают и то, что люди с автоматами готовы сделать скидку, май френд. Очень хорошую скидку.
И если у вас нет с этим никаких моральных и этических проблем, то остается одна: организационная. Вернее, логистическая.
Все алмазы, добытые законно, под крылом корпораций и правительства, получают лазерную маркировку, видную только в микроскоп. «Кровавые алмазы» – нет: у людей с автоматами нет ни лазера, ни микроскопов. «Кровавые алмазы» нужно продать. А чтобы продать – их нужно привезти туда, где их купят. То есть в мир, где женщины носят бриллианты, а контроль над шахтами не захватывают люди с автоматами в принципе: в совсем другой мир. В Европу, в Америку, в Израиль, в Китай. В мир лазерных маркировок и микроскопов.
Обычно этим занимаются обезьянки. Или как говорят таможенники у нас в Питере – но говорят, конечно, не об алмазах, а о финском сыре и красной икре: «чебурашки». То есть курьеры. Причем такие до ужаса невинные на вид. Из серии «никогда не подумаешь». Например, пенсионерки с клетчатыми сумками и в очках-аквариумах. Это если опять-таки речь о финском сыре и красной икре.
Ирина – идеальный «чебурашка».
В Израиль, например, алмазы ввозили-вывозили ученики религиозных школ: такие трогательные мальчики с тонкими шеями и локонами над ушами. Шумная была история, когда их раскрыли.
Но за все эти годы, что я знаю Бориса, я никогда, никогда, никогда не улавливал даже намека на то, что компания Бориса пользуется услугами «чебурашек». Что Борис промышляет кровавыми алмазами (какие уж тут кавычки, если люди правда гибнут). Я знал, что Борис – в сущности, хороший человек. Не праведник, нет, конечно. Покажите хоть одного праведника. Но такой, который не перейдет грань. Мир устроен просто. Если люди, которые переходят грань. И есть – которые не переходят.
Но я, как выясняется, вообще не знал о Борисе многого.
…Вот только одна загвоздка с Ириной: она никогда не ездила за границу. Если не считать трехдневного тура в Грузию. Или она только начала свою «чебурашечью» карьеру? Начала с того, что сбежала с товаром.
И еще вопрос.
Белова, конечно, больная на всю бошку и тупая как пробка. Но тут она задала вопрос на миллион: зачем специально корячиться? – это очень хороший вопрос. Только я сейчас не про мыло. Я про алмазы. Зачем корячиться и прятать их в балетную канифоль, если в Москве есть много других хороших мест?
Канифоль, конечно, тоже хороша: камешки в ней не бросаются в глаза, полная маскировка. Но и здесь мы снова описываем круг, снова приходим к тому же вопросу, с которого начали: зачем было так корячиться?
Тем более что и место это ненадежное – камешки-то нашли. Случайно, но нашли. Вернее, не случайно: их нашли бы рано или поздно. Белова же объяснила: балерины пользуются канифолью все время.
Ладно, пусть Ирина сама это расскажет.
Вот только где она теперь?
Есть масса способов лечь на дно. Ни один из них не стопроцентный. Потому что, как заметил еще Джон Донн, ни один человек не похож на остров, не торчит сам по себе. Даже в Москве, где почти нет москвичей, а в основном «все понаехали».
Если есть товар – есть покупатель. И если продавец лег на дно, я найду его через покупателя.
Или покупательницу? Женщину, с которой Ирина встречалась в кафе, – например?
Петр не сводил глаз с экрана телефона, все искавшего сеть. Лифт остановился. Двери разъехались. Петр шагнул наружу, на экране тотчас установились три деления: уверенный сигнал.
А затем – звякнуло. И еще раз. Два новых сообщения. Оба от айтишника Вани. Оба – ММС. Петр тут же открыл их.