Кант. Биография

Проф. Линднер тоже великолепно себя проявил и дал однажды вечером ужин для проф. Виля, Аммона, Канта, Гамана, моей незначительной персоны и г-на Кантера. В Фридрихштейне В* был в своей стихии. Счастливый, как принц, и остроумный, как сочинитель дифирамбов. Мы сымпровизировали бурлеск, и он играл свою роль так хорошо, что мне стало любопытно посмотреть его пьесы для театра. Как и предупреждал К*, я не нахожу в них ничего нового и ничего особенного. В остальном В* был очень сдержан и горд, как сочли Кант и Гёшен, но я счел, что в этом было что-то провинциальное. Жена Кантера, которой, конечно, не нравится, что в их доме каждый день едят и пьют, закатила ужасный скандал[673]

Ничего степенного и сдержанного в этой встрече! Даже если Кант считал что-то из происходящего безвкусным и временами чувствовал себя неловко, он туда ходил. Он знал, о чем говорит, когда позже осуждал такие развлечения. И все же ему, вероятно, там нравилось. Влияние Грина и собственные максимы все еще не захватили его целиком, а светские развлечения по-прежнему очень его привлекали.

Самыми важными членами общества, по крайней мере с точки зрения их значимости для Канта, были Иоганн Юлиус Гёшен (1736–1798), Иоганн Конрад Якоби (1717–1774) и его жена Мария Шарлотта Якоби (1739–1795). Гёшен прибыл в Кёнигсберг после русской оккупации в качестве нового мастера монетного двора. Друзья обычно так его и звали: «мастер монетного двора», Münzmeister. Кант и Гёшен в те годы близко дружили. Они многое делали вместе, особенно в 1764–1768 годах. Их часто видели вместе[674]. Якоби, торговец металлом, приехал в Кёнигсберг в 1751 году, и их дружба восходила к первым еще годам, когда Кант был магистром; они были, очевидно, довольно близк[675]. Кант мог попросить об одолжении и действительно получал желаемое. В 1767 году он повлиял на Якоби, чтобы обеспечить Гаману пост секретаря и переводчика на таможне[676]. Они были достаточно близки и для того, чтобы Кант мог не принимать некоторых одолжений. Когда Якоби предложил купить ему новое пальто, потому что прежнее износилось, Кант отказался[677]. Он был отчасти дружен и с молодой женой Якоби. Во всяком случае, существует записка жены Якоби Канту от 12 июня 1762 года:

Дорогой друг!

Вас не удивляет, что я решаюсь писать Вам, великому философу? Я надеялась увидеть Вас вчера в моем саду, но мы с подругой обыскали все аллеи и не нашли нашего друга под этим небосводом, мне пришлось заняться рукоделием – лентой для шпаги; посвящаю это Вам. Претендую на Ваше общество завтра в послеобеденное время. Я слышу, как Вы говорите: да-да, конечно, приду; ну хорошо, мы ждем Вас, мои часы будут заведены. Простите за это напоминание. Вместе с подругой я посылаю Вам воздушный поцелуй, в Кнайпхофе воздух тот же, и наш поцелуй не потеряет свою симпатическую силу. Живите счастливо и хорошо,

г-жа Якоби (Jacobin)[678].

Кант часто приходил к Якоби. Не следует из игривого тона письма делать громких выводов. Можно предположить, что «заведение часов» отсылает к первой сцене «Тристрама Шенди», где говорится о зачатии Тристрама. Но даже если оно могло иметь сексуальный подтекст, аллюзия, вероятно, представляла собой скорее литературную игривость, нежели приглашение обмануть мужа. На самом деле Кант был, вероятно, ближе к Иоганну Конраду Якоби, чем к ней. Якоби был по-своему очень образованным человеком и вел переписку с заграничным бизнесом на пяти языках[679]. У Канта и Якоби должно было быть гораздо больше общих интересов друг с другом, чем с юной Марией Шарлоттой. Она была на 22 года младше мужа и на 15 лет младше Канта.