В июле Кант также попросил, чтобы ему вернули статью, которую он отправил в Berlinische Monatsschrift,
поскольку он «не хотел скрывать от публики три статьи, которые были связаны со. статьей о радикальном зле» [1423]. Он пообещал Бистеру, что «скоро» пришлет другую, «чисто моральную» статью, которая должна была касаться критики кантовского принципа морали со стороны Гарве[1424]. Эта статья позже станет частью I кантовской статьи «О поговорке: „может быть, это и верно в теории, но не годится для практики“». Прежде чем закончить эту статью, он написал «Религию в пределах только разума», собрав вместе четыре статьи, у которых, как он считал, было много общего. На этот раз, вместо того чтобы сдать книгу в берлинскую цензуру, он решил отдать ее на факультет богословия, который должен был определить, является ли работа вкладом в библейское богословие или в философию. Это был не сугубо теоретический вопрос. Прусские профессора имели право обойти берлинскую цензуру и отдать свои книги на цензурирование декану своего факультета. Если бы «Религия» действительно оказалась философской книгой, то разрешение на ее издание мог бы дать декан философского факультета. Не очень-то желая обращаться на богословский факультет в Кёнигсберге, Кант сначала планировал направить книгу в Гёттингенский университет, а затем рассматривал в качестве варианта университет Галле. Однако, поскольку последний незадолго до того отверг «Опыт критики всякого откровения» Фихте и поскольку кёнигсбергские богословы не считали, что у них будут какие-либо проблемы с берлинскими чиновниками, если они отцензурируют книгу, Кант наконец представил ее им. Богословский факультет объявил книгу философской по своей природе, и поэтому философский факультет мог теперь решить, следует ли ее издавать. Но Кант не стал спрашивать философский факультет Кёнигсбергского университета. В течение 1792–1793 годов деканом был Краус, и, возможно, Кант не хотел его в это впутывать. Как бы то ни было, он направил рукопись в Йену, где ее одобрили к публикации. Книга вышла как раз к началу Пасхальной книжной ярмарки 1794 года в Лейпциге.Часть книги, а именно главу о борьбе принципов добра и зла, берлинская цензура в свое время уже запретила. Соответственно, ее публикация могла рассматриваться исключительно как пощечина Вёльнеру и его цензорам. Те не могли позволить, чтобы такое просто так сошло Канту с рук. Его нужно было окоротить. Это должно было быть ясно и самому Канту. Ситуация практически выглядела так, будто он намеренно провоцировал цензоров и затевал с ними ссору.
Это было опасно, как всем показал пример Шульца-«конского хвоста» (Zopf-Schulz),
проповедника атеизма. Шульц уже испытывал трудности. Из-за «Опыта руководства к учению о нравственности для всех людей» и открытого одобрения им детерминизма его обвинили в том, что он неверующий и не может быть проповедником. Министр фон Цедлиц успешно защищал его, проводя различие между Шульцем-проповедником (и, следовательно, должностным лицом государства) и Шульцем-публичным автором. Эти две функции, говорил он, совершенно разные – одна частная, другая общественная. Соответственно, нельзя использовать его публичные труды для оспаривания его квалификации как проповедника. Однако в 1791 году его снова обвинили. Суд поинтересовался у оберконсистории, отступил ли Шульц от основных принципов христианской религии или от принципов лютеранской церкви. Ответ пришел в двух частях: 1) Шульц действительно отступил от лютеранского принципа, но 2) он не обязательно отступил от принципов религии в целом. Суд пришел к выводу, что ему следует разрешить проповедовать, поскольку он религиозен. Король пришел в ярость и в 1793 году отстранил Шульца от должности на основании того, что тот отклонился от лютеранских принципов. Он также наказал членов оберконсистории, в том числе Вильгельма Абрахама Теллера (1734–1804), который, по его мнению, ввел в заблуждение членов комитета; король оставил их без зарплаты на три месяца. Цена за предполагаемую ересь была не так велика, как при Фридрихе Вильгельме I, но, учитывая отсутствие принципов у Фридриха Вильгельма II, никто не мог быть уверен, насколько высока она может оказаться. Те, кто пытались поддержать Шульца, потеряли трехмесячную зарплату. Сам Шульц остался безо всякой поддержки – и следующий, кто нарушил бы постановления короля, мог заплатить еще более высокую цену.«Религия в пределах только разума»: «Пример, повиновения»?