Кант. Биография

В этот период Кант нашел время и для работы над другим проектом, а именно над статьей в ответ на вопрос Берлинской академии: «Какие действительные успехи сделала метафизика в Германии со времени Лейбница и Вольфа?»[1473] Кант, по-видимому, начал работать над ней в ноябре 1793 года[1474]. Неясно, намеревался ли он представить ее в Академию. Ясно лишь, что он набросал довольно развернутый ответ на этот вопрос, пытаясь показать, что успехи действительно есть, а именно – его собственная критическая философия. Обращаясь к различению, уже знакомому нам по первой «Критике», он утверждает, что метафизика протекает в три этапа, а именно: догматизм, скептицизм и критицизм чистого разума[1475]. В исторической части (предполагаемой) статьи он сначала кратко дает изложение принципов Лейбница, отличающееся от того, которое он приводил в ответе Эберхарду. Теперь он выделяет четыре основных принципа лейбницевской метафизики: закон тождества неразличимого, закон достаточного основания, систему предустановленной гармонии и монадологию[1476]. Кант называет систему предустановленной гармонии «удивительнейшей из всех выдумок философии»[1477]. Он решительно низводит Лейбница (и Вольфа) до первой стадии метафизики. Вторую стадию метафизики, то есть скептицизм, он отождествляет с антиномией чистого разума, как о ней говорилось в первой «Критике». Третью стадию он называет «практически-догматическим переходом к сверхчувственному»[1478]. Она состоит в обсуждении идей свободы (автономии), Бога и бессмертия, как он их выдвигал в первой, второй и третьей «Критиках». В разделе, озаглавленном «Решение академической задачи», он обобщает собственные взгляды на рациональную веру и трансцендентальную и моральную теологию, сопоставляя их со взглядами «эпохи Лейбница – Вольфа»[1479]. Кант указывает, что Лейбниц и Вольф пытались продемонстрировать вещи, которые, как он пытался доказать, непознаваемы, но правдоподобны на достаточных моральных основаниях. Работа заканчивается любопытным резюме всей философии Канта:

Имеются два опорных пункта, вокруг которых она [метафизика] вращается: во-первых, учение об идеальности пространства и времени, которое в отношении теоретических принципов только указывает на сверхчувственное, для нас, однако, непознаваемое, несмотря на то что на пути к этой цели оно представляет собой теоретически-догматическое учение, имея дело с априорным познанием предметов чувств; во-вторых, учение о реальности принятия свободы как понятия о познаваемом сверхчувственном, причем, однако, метафизика имеет только практически-догматический характер. В свою очередь эти опорные пункты имеют как бы своим фундаментом понятие разума о безусловном в целокупности всех подчиненных друг другу условий; это понятие следует освободить от иллюзии, которая вызывает антиномию чистого разума, смешивая явления с вещами в себе, и в самой этой диалектике содержит указание для перехода от чувственно воспринимаемого к сверхчувственному[1480].

Можно было бы пожелать, чтобы Кант проявил большую тщательность в формулировке этих положений, но следует помнить, что мы имеем дело лишь с несколькими набросками статьи, которую Кант так и не закончил.

В каком-то смысле черновик этой статьи вызывает тревогу. Его можно рассматривать как признак мании величия. Единственное, что Кант мог принять как важное в развитии метафизики со времени Лейбница и Вольфа, было его собственное учение. Все содержится в его философии. Ни Юм, ни Ламберт, ни Мендельсон, по-видимому, не внесли никакого вклада в прогресс метафизики. Ни Лейбниц, ни Вольф не получают непредвзятого разбора. Канту в свои семьдесят трудно освободиться от собственных философских взглядов и мыслить «с точки зрения всех остальных». Может возникнуть впечатление, что он потерял свой sensus communis.