Первой пропала кратковременная память. Кант стал забывать о многих повседневных вещах, которые нужно было делать, и рассказывал одни и те же истории по нескольку раз в день. Долговременная память все еще оставалась в порядке. Как и многие старики, он начал жить прошлым, но все еще был в состоянии осознать, что повторяется и беспрестанно все забывает, поэтому он начал все записывать. Посетивший его Яхман писал:
Четыре года назад он начал пользоваться бумажками для записей, где отмечал путешественников, которые его навещали. В итоге он стал записывать каждую мелочь, которую ему рассказывали другие или которая приходила ему в голову[1633]
.Итак, в 1800 году память Канта стала настолько плохой, что он уже не помнил, что делал несколько часов назад и что ему предстояло делать через несколько часов. Он больше не отвечал на письма. Ринк писал: «Я почти склоняюсь к тому, чтобы сказать, что он не в силах на них ответить»[1634]
.В 1801 году память еще больше ухудшилась. Похоже, теперь была затронута даже рабочая память, та, что позволяет сосредоточиться на задаче. И все же она не пропала совсем. Яхман писал:
Три года назад [1801] я должен был сообщить ему о грядущих переменах в моей должности и месте жительства, но ему было так трудно это запомнить, что мне пришлось медленно ему все диктовать. За это время он приметил, что временами не может думать, и извинился за это, сказав, что ему трудно думать и понимать и что [временами] он вынужден отклоняться от принятого им направления мысли. Это доставляло ему тогда, вероятно, больше неудобства, чем когда он совсем ослаб позже[1635]
.Содержание записок Канта было разнообразным, но в них ничего не осталось от прежнего остроумия. Васянский приводит следующий пример:
Напишу, опуская то, что либо относится к его кухне, либо вообще не предназначено для посторонних глаз, дословно короткое незаконченное предложение: «…
Именно из такого материала состоят «Примечательные высказывания Канта» Хассе. Другие работы тоже переполнены банальными, забавными или грустными высказываниями, которые говорят о его слабости. Даже Васянский, который, кажется, искренне любит Канта, промышляет такими историями. Много заметок о написании слов, их этимологии и значении. Это свидетельствует о том, что Кант чувствовал, что языковые навыки уходят, и боролся с этой потерей. Как бы то ни было, несколько месяцев спустя ему пришлось описывать даже такое слово, как «спальня», и он был вынужден использовать (не очень) определенные описания, чтобы его поняли. Васянский утверждал, что его теперь уже понимали только те, кто хорошо его знал. Его когнитивные способности постепенно снижались, возможно, уничтоженные серией микроинсультов.