Кант. Биография

И все же, будучи популярным и обаятельным, Кнутцен почти сразу стал одним из любимых преподавателей Канта, тем, кто оказал самое важное раннее влияние на молодого студента. Боровский утверждал, что Кант «ходил на его лекции по философии и математике, не пропуская их»[294]. Если это верно, то еженедельное расписание Канта в первом семестре должно было включать следующие занятия Кнутцена: четыре часа математики, четыре часа философии, один час логики «в общих чертах» и упражнения в диспуте. Во втором семестре он бы пошел в таком случае на более продвинутый курс логики, еще один курс математики, где Кнутцен обучал «избранные умы» высшей математике, и снова упражнения в диспуте; а в четвертом семестре он пошел бы на практическую философию. Позже он, вероятно, ходил на лекции по рациональной психологии, натурфилософии, естественному праву, риторике, мнемонике, алгебре и анализу бесконечно малых[295]. Во время первых нескольких семестров обучения он, должно быть, также ходил на занятия Теске по физике и Аммона по математике[296]. На третьем году он пошел на лекции Шульца по систематической теологии. Лекции, на которые они ходили с Влёмером, кажется, были посвящены теологии, основанной на откровении, но, возможно, он посещал и другие богословские лекций[297]. Некоторые замечания Боровского подтверждают, что он ходил и на другие лекции Шульца[298]. Туда мог входить курс «Богословие: тетика-антитетика», где Шульц преподавал христианскую догматику в диалектическом переложении, очень напоминавшем более позднюю диалектику самого Канта. К этим лекциям мы можем с уверенностью добавить ряд других, которые читали Раппольт, Марквардт и Грегоровиус. Даже если Кнутцен и был любимым преподавателем Канта, он не был единственным. В конце концов, Кант стремился получить самое всестороннее образование, какое только возможно получить в таком месте, как Кёнигсберг.

В 1743 году анонимно вышла книга «христианина-друга Бога» под названием «Разумные мысли о природе. Что есть природа? Бессильна она без Бога и его вездесущего ограничения? И как одна неделимая божественная сила вызывает все в этом мире внутри и через посредство средних причин в меру приданной ей действенности или способности?» Автором был знаменитый Христиан Габриель Фишер, который вернулся в 1737 году в Кёнигсберг после того, как пообещал придерживаться доктрины истинной веры[299]. Начав с Вольфа и Лейбница, он защищал точку зрения, которую можно назвать лишь спинозистской, и таким образом бросал вызов не только пиетистам, но и ортодоксам. Теологи никак не могли принять неприкрытый спинозизм этой работы, но еще в большей степени – специфические взгляды Фишера на Святую Троицу, его отрицание учения о том, что Христос был полностью человеком и полностью Богом, и его отвержение других теологических догматов. После того как один пастор в новогодний день в проповеди открыто выступил против Фишера и его книги, та стала чем-то вроде бестселлера. Самого Фишера отлучили от причастия. Ему не позволили остаться крестным отцом своего внука и посоветовали отправиться в реформатскую церковь[300].

Книгу, разумеется, запретили – но только когда она уже произвела сенсацию. Любопытно, что ход против Фишера предприняла ортодоксальная фракция (а не пиетисты). Не встретив в этом случае сопротивления – и даже при тихой поддержке пиетистов – они смогли запретить книгу, но им не удалось навредить этим Фишеру. Фридриха Вильгельма I, великого покровителя и защитника пиетистов, иногда прислушавшегося и к ортодоксам в религиозных вопросах, больше не было; а Фридрих II не только защищал религиозную терпимость, но и был атеистом. В юности он хвалил Вольтеру «Разумные мысли о Боге, мире, душе человека, и всех вещах в целом» Христиана Вольфа «как ключ к любой тайне вселенной», но Вольтер отверг книгу. Фридрих II давно уже перерос такие размышления, будучи гораздо большим скептиком и циником, чем любой вольфианец, и предпочитая в интеллектуальных вопросах все французское. Ему мало было толку от религиозных склок вообще и кёнигсбергских в частности[301].