Теске занимался главным образом проблемами, связанными с электричеством. Говорили, он был одним из первых ученых, кто утверждал, что «электрический огонь» тождествен «материи молнии». Он с гордостью заявлял, что некоторые из его экспериментов показали «как оно [электричество] полезно и в медицинских науках»[276]
. Его гордостью была коллекция из 243 «физических и математических инструментов», которые он собирал всю жизнь[277].Теске не только познакомил Канта с экспериментальной физикой, но и сформировал его ранние взгляды на природу электричества. Это важно, поскольку Кант никогда не менял свои взгляды на природу электричества и огня, и таким образом влияние Теске продолжалось всю жизнь Канта. Кантовская диссертация на степень магистра была озаглавлена «Краткий очерк некоторых размышлений об огне», и там говорилось именно о таких материях, над которыми мог бы работать ученик Теске. Соответственно, Теске можно считать научным руководителем
Лекции Теске по экспериментальной физике весьма впечатляли. Иоганн Фридрих Лаусон (1727–1783) в очень слабом стихотворении описал, как Теске при помощи своего оборудования достигал незабываемого эффекта, производя электрические разряды, чтобы создать тепло, искры и вспышки, электризируя студентов, поджигая спирт и заставляя проволоку светиться даже под водой. В стихотворении Лаусона не совсем точно говорится, к каким заключением Теске пришел в своих экспериментах, но, как мы знаем, он считал, что электричество и молнии имеют одну и ту же природу. Он знал, как развлечь студентов электрическими эффектами, но ни один из них не стал великим ученым[278]
. Канта настолько увлекли исследования Теске в области электричества и огня, что он написал диссертацию на эту тему. И хотя Теске утверждал, что он многому научился благодаря диссертации Канта, мы можем достоверно предположить, что она основана не только на указанных в ней источниках, но и на размышлениях и подсчетах Теске. К сожалению, исследователи Канта уделили Теске мало внимания.Одним из самых известных и влиятельных философов в Кёнигсберге был Кнутцен. Многие бывшие студенты гордились, что учились у него. Так, Гаман писал в автобиографии:
Я был студентом знаменитого Кнутцена по всем частям философии и математики, ходил на его частные лекции по алгебре и был членом физико-теологического общества, которое было им основано, но не состоялось
Хотя Кант никогда не упоминал о нем в своих трудах, обычно считается, что Кнутцен оказал на Канта огромное влияние. Боровский утверждал, что «Кнутцен значил для него больше всех других преподавателей и прочертил курс, [для Канта] и остальных, позволивший им стать оригинальными мыслителями, а не просто эпигонами»[280]
. Краус отмечал, что Кнутцен был единственным, «кто мог оказать влияние на гений [Канта]», высказав догадку, что «тем, что раскрыло гений Канта в его учебе у Кнутцена и привело его к оригинальным мыслям, изложенным им в естественной истории неба, была комета 1741 года, о которой Кнутцен издал книгу»[281].Когда Кант поступил в университет, Кнутцен был относительно молодым экстраординарным профессором и обучал логике и метафизике. До того он был студентом и Аммона, и Теске[282]
. Что особенно важно, он был пиетистом на манер Шульца, то есть придерживался вольфианского метода, в то же время серьезно критикуя многие принципы вольфианской философии и серьезно занимаясь ими. В 1734 году, в 21 год он защитил диссертацию «Философский комментарий о