Кант. Биография

Марквардт был далеко не столь робок, как сам Вольф. Он утверждал, что все телесные явления можно полностью объяснить на уровне тел. В то же самое время эти явления можно было бы полностью объяснить и на более основополагающем уровне субстанций, поскольку душа способна создавать все представления сама по себе. Поскольку Богу нужно было создать лучший из всех возможных миров, он должен был установить гармоничное соотношение между телом и душой, или явлениями и субстанциями[264]. Марквардт дополнил свой априорный аргумент апостериорными аргументами, которые стремились доказать существование предустановленной гармонии и опровергнуть окказионализм и теорию физического влияния. Как убежденный вольфианец, он остался противником пиетизма, выраженного в вольфианских терминах, который стал обычным делом в Кёнигсберге благодаря Шульцу. Не исключено, что Кант ходил на его курсы по философии и математике.

Еще важнее, вероятно, были Карл Генрих Раппольт (1702–1753), Иоганн Готфрид Теске (1704–1772), Христиан Фридрих Аммон (1696–1742) и Мартин Кнутцен (1713–1751). Раппольт, экстраординарный профессор физики, был более или менее вольфианским в своих взглядах, но на него также оказали большое влияние британские мыслители. Раппольт тоже был открытым врагом пиетизма. На его взгляды повлияли главным образом Крейшнер, первый вольфианец в Кёнигсберге, и Фишер, вольфианец, которого больше всех ненавидели пиетисты. Именно Фишер побудил Раппольта отказаться от теологических исследований и обратиться к физике. Раздраженный интригами пиетистов, в 1728 году он писал Готшеду: «Здесь все науки кажутся без пользы, и имеет значение не столько то, научился ли ты чему-нибудь основательному, сколько то, умеешь ли ты приспособиться к галльским нравам»[265]. У него были все основания сердиться. Теске, любимца пиетистов, назначили ординарным профессором физики в 1729 году, хотя он изучал физику всего два года[266]. В 1729–1730 годах Раппольт поехал в Англию изучать физику и математику, а в 1731 году получил степень магистра во Франкфурте-на-Одере. В 1731 и в 1732 годах он читал лекции по английскому языку, английской культуре и английской философии (Scholae Anglicanae linguae hujus culturam cumphilosophia copulabit)[267]. Еще он преподавал философию и читал лекции об Александре Поупе (по большей части за деньги)[268]. Известно, что Линднер, один из друзей Канта, учился у него английскому языку. Гаман любил его и близко с ним дружил. Любовь Канта к Поупу, кажется, берет начало именно в это время, и вроде бы именно Раппольт познакомил его с творчеством Поупа. Также возможно, что благодаря ему Кант познакомился со многими британскими авторам[269]. Мы не знаем точно, ходил ли Кант на лекции Раппольта, но он, должно быть, ходил по крайней мере на лекции Аммона, Теске и Кнутцена. Поскольку Кант в 1741 году уже давал уроки Гейльсбергу и другим студентам на материале лекций, прочитанных Аммоном, Кнутценом и Теске, мы можем исходить из того, что он ходил на их лекции, и более того – уже где-то в самом начале обучения в университете[270].

Аммон был приват-доцентом по математике. Он начал аристотелианцем, но затем стал ближе по взглядам к Вольфу, задолго до того, как Кант поступил в университет[271]. Его Lineae primae eruditionis humanae in usum auditorii ductae, вышедшие в 1737 году, представляли собой краткий обзор предметов, которыми студенты должны были овладеть согласно учебному плану по философии. Эту книгу, более эклектичную, чем узко направленная аристотелианская или вольфианская, использовали в качестве учебника на нескольких лекционных курсах. Так как Аммон умер в 1742 году, Кант не мог у него долго обучаться. Тем не менее благодаря Аммону он мог познакомиться с аристотелианским подходом, даже если он никогда не ходил на лекции других аристотелианцев. Краус был невысокого мнения об Аммоне и говорил, что, посмотрев его математический трактат, может назвать его только дилетантом[272]. Трудно сказать, насколько это отличало Аммона от других преподавателей Канта.

Теске, получивший свою должность, по крайней мере отчасти, в результате усилий Лизиуса и Рогаля, преподавал теоретическую и экспериментальную физику[273]. Он не был так серьезно подготовлен с точки зрения науки, как Раппольт, но был близок к пиетизму. Боровский отзывался о нем лестно, описывая его как хорошего преподавателя и человека. Когда Кант получал степень магистра, Теске сказал, что многому научился из его диссертаций[274]. Хотя Боровский и утверждал, что Кант считал память об этом человеке «святой», но Краус, который должен был знать лучше, настаивал, что Кант был «невысокого мнения о Теске, и вполне заслуженно»[275].