6. Разум и страсти.
Во всех наших моральных усилиях присутствует конфликт между долгом и желаниями. Закономерно у каждого морального существа возникает мысль осознании, которое одно только способно установить законность желаний и соответственно разрешить или запретить их. Кант отделяет «добрую волю» морального субъекта от «святой воли», которая действует, не испытывая сопротивления со стороны желаний (т. 4, с. 411–412). Святая воля не нуждается в императиве, поскольку автоматически склоняется к предписаниям долга, в то время как обыкновенный человек должен все время сверяться с/принципами и преодолевать стремление обойти их. Этот конфликту между разумом и страстями ощущают все. Кант, однако, доводит его предела. Он считает, что мотив благоволения, который так дорог этике эмпириков, нравственно нейтрален, потому что она осуществляется только по склонности. «Очень хорошо делать добро людям из любви и участливого благоволения к ним или быть справедливым из любви к порядку; но это еще не подлинная моральная максима нашего поведения…» (т. 4, с. 472.) Кажется, Кант скорее готов одобрить мизантропа, который творит добро вопреки всякой склонности, чем жизнерадостного филантропа. Моральную ценность поступка он находит только в сопротивлении склонностям. Например, если человек, жаждущий смерти, продолжает жить, потому что понимает, что в этом его долг, только тогда самосохранение перестает быть инстинктом и становится моральной ценностью.7. Намерения и желания.
Кантовская философия морали позволяет нам понять, что мы как моральные субъекты можем иметь намерения, которых вовсе не желаем, и желать того, что вовсе не намерены делать. Разграничения между намерениями и желаниями не может быть в поведении животных: поступки животного объясняются его желаниями и более ничем. Однако поступки людей основаны на метафизическом разделении — разделении между свободой и природой, между причиной и разумным обоснованием, между субъектом и объектом, личностью и вещью, которое Кант стремится объяснить и обосновать при помощи своей трансцендентальной философии. Мы принимаем решение с поступке при помощи разума, таким образом мы вознамериваемся сделать то, что решили, не принимая в расчет, хотим мы этого или нет. Это исключительное свойство человеческой натуры нуждается в объяснении, и Кант оказался одним из немногих философов. сумевших его дать.
Моральность и субъект
Моральная интуиция, по мнению Канта, приводит нас к идее трансцендентальной свободы. Если эта идея бессмысленна, то бессмысленны и все наши моральные и практические размышления. Ибо если внимательно рассмотреть интуицию, то можно увидеть, что мы интуитивно отделяем морального субъекта от его желаний и свободную, управляемую только разумом автономную человеческую натуру от несвободной, пассивной (или, в терминологии Канта, патологической) натуры животного. И, разумеется, при этом мы сталкиваемся с парадоксом свободы. Поскольку мы мыслим себя и как эмпирические существа, подчиняющиеся законам причинности, и как трансцендентальные существа, подчиняющиеся только императивам разума.
Мы должны здесь напомнить себе о методологическом характере термина «трансцендентальный объект». Он означает не предмет знания, но границы знания, установленные возможностями практического разума. Разум заставляет меня видеть мир как «поле деятельности», постулируя таким образом свободу моей воли. Только из этого постулата я в состоянии разумно рассуждать. От мысли о границах практического разума я закономерно подхожу к категорическому императиву, который управляет моей деятельностью. Теория о субъекте и его деятельности является не теорией о том, каковы
вещи в трансцендентальном мире, а о том, какими они кажутся в мире эмпирическом. «Понятие интеллигибельного мира есть, следовательно, только точка зрения, которую разум вынужден принять вне явлений, для того чтобы мыслить себя практическим» (т. 4, с. 240). Разумному деятелю требуется особый взгляд на мир: он рассматривает свои действия с точки зрения свободы, при этом, хотя он видит то же самое, что и при научном изучении мира, его практическое знание не может быть описано в научных терминах. Он ищет не причины, а разумные обоснования, не механизмы, а разумные цели, не описательные законы, а императивы. Кант утвердительно отвечает на вопрос, поставленный в первой «Критике»: возможно ли рассматривать одно и то же событие и как результат природы, и как результат свободы? (т. 3, с. 416). Однако ответ, отсылающий нас к трансцендентальной перспективе, таков, что мы в состоянии постигнуть только его непостижимость (т. 4, с. 243).
Объективность морали